Испускает шумный вздох и находит меня помутневшим взглядом.
— Вера моя…
— Твоя, — шёпотом отзываюсь.
Мне страшно. Серёжина рука накрывает мою щёку, и я прижимаюсь к мозолистой ладони. Целую её и молчу.
Нам слова не нужны. Я на коленях стою и молю Пресвятую Богородицу обратить свой лик к земле грешной, помочь моему милому. И она… слышит… К вечеру дыхание выравнивается, и Серёжа засыпает спокойно, без одышки.
Бью земной поклон иконам в углу избы и пячусь спиной вперёд. Смотрю на любимого, обещаю навестить его завтра.
Хочу поцеловать, но не решаюсь под суровыми взглядами святых.
Как домой добираюсь, не помню. Деда во дворе не нахожу, а матка Сергея меня… не любит…
Я знаю, что ей хочется иной доли сыну, а не неграмотную девку из многодетной семьи. Нас много у родителей. Только живых шестеро, да сейчас матушка новую носит, седьмую. Но Сергей выбрал меня, он сам сказал. И ей… придётся смириться.
Бегу по придорожной пыли, взбивая босыми ногами серую взвесь. Лапти держу в руках, чтобы не замарать. Да и привыкла я уже так, босиком.
— Лучше, — говорю шёпотом, едва переступаю порог. Отец смотрит вопросительно и облегчённо выдыхает, услышав хорошую новость.
— Спаси и сохрани…
***
Серёже действительно с каждым днём становится всё лучше и лучше, а через седмицу он уже выходит со всеми наравне в поле. Мы не виделись с недели (прим. — первый день седмицы называется «недели», от «не делати» «не работать», «отдыхать») и я бегу вприпрыжку, чтобы сказать ему, как соскучилась. Односельчане смотрят на наши чувства со снисхождением. Многие радуются, но есть и те, кто осуждающе качает головой. Это люди, поддерживающие мнение матери Серёжи, ведь их семья считается зажиточной по сравнению с нашей.
Мы же не чувствуем никакой разницы! Сергей говорит, что у нас всё будет, и я ему верю! У нас нет титулов, но у нас есть руки и ноги, а ещё есть самое главное — наша любовь. Вот так и никак иначе!
Отец иногда рассказывает байки, которые любят передавать из уст в уста на привалах, и я каждый раз огорчаюсь за больших и знатных людей. У них столько возможностей, они живут праздной жизнью, но они несчастливы. Разве стал бы мой отец стреляться с соседом только из-за того, что ему стало скучно? Мы и слова такого не знаем, потому что с восходом солнца начинаем работать. Но и работа в радость, когда знаешь, что вечером есть время, в которое ты волен прогуляться до опушки, послушать свирель, поговорить или просто посидеть, прислонившись к свежей копне соломы.
Я знаю о неравных браках и об обычаях, где девушек отдают замуж без их согласия. Не в дремучем же лесу родилась! Но какое счастье, что у нас такого нет!
Мы выбираем себе пары сами. Парень засылает сватов, а девушка соглашается или нет. Таков обычай: трижды сказать «нет», чтобы проверить настойчивость жениха.
Скоро сбор урожая, и Серёжа тоже придёт за мной. За деревней накроют столы и будут праздновать всю ночь до утра, а счастливые пары принимать поздравления. Часто гуляют все свадьбы разом, чтобы миром собраться и поздравить молодых.
— Опять задумалась? — Серёжа со смехом щёлкает по носу, а потом вдруг подхватывает и кружит. — Истосковался по тебе! Пройдёмся?
Я оглядываюсь. Хочу, но негоже отлынивать от работы, когда все заняты делом.
— Мы за водой, — подмигивает любимый и тянет к лесу, подхватив обвязанные бечевкой кувшины.
Успеваю батюшке махнуть рукой, как уже бегу за своим суженым.
Едва лесные ветки скрывают нас от всех, он останавливается и прижимает к себе. Шепчет в волосы, как не хватает меня и как считает деньки. Я поднимаюсь на носочки и обхватываю мощную шею руками. Глажу его плечи и жмурюсь, подставляя губы для поцелуя.
Ветерок подхватывает косынку и уносит в сторону, но я не замечаю, ведь мозолистая рука крепко держит затылок, а твёрдые губы уже вовсю подчиняют себе. Сладкий момент! Я торопливо вдыхаю и приоткрываю глаза, чтобы запомнить его. Не первый, но тоже очень нужный миг. Всё связанное с любимым я старательно запоминаю.
Запах хвои и разгоряченного мужского тела, тихий стон, сорвавшийся с губ, шелест листвы и шорохи веток, щебет птиц… Пробивающийся свет золотит волосы моего Серёжи, красиво переливаясь. А его глаза из янтарных становятся темно-коричневыми, глубокими, бездонными, как омут на краю села.
Я впитываю его образ, ловлю даже дрожь ресниц. Быть может, внутри меня кто-то уже заранее знает, что именно эти воспоминания помогут мне выдержать всё, что уготовано судьбой?