Они сидели на теплом железном краю баржи, свесив босые пятки за борт как тогда. И, как тогда, к самым ногам подобралась дорожка заходящего солнца, дробя яркими пятнышками неподвижную черную воду.
Егор негромко засмеялся.
- Я тебе сразу понравился! Ты сказала, что я похож на молодого Марлона Брандо.
- А ты не знал, кто это такой!
- Я решил, ты надо мной издеваешься. Ты была студентка, да ещё на целый год меня старше, а я жалкий абитуриент из села, и экзамены только через неделю...
- Надо было готовиться, а не возить девушек на всякие железяки. Еще и лодку отпустил!
- Я же договорился с лодочником, чтоб он через час за нами вернулся!
- И что, по-твоему, я должна была подумать?
- А что ты подумала?
Она оглянулась: в светлых сумерках Миша с Володей продолжали колдовать вокруг рыболовных снастей. Все-таки Егор гениально умеет придумывать сыновьям занятия... если хочет побыть с женой наедине.
Прижалась к нему, опустила голову на теплое плечо.
- Так что ты подумала... тогда?
- Ты не поверишь... Я смотрела на тебя и думала, что у нас будут очень красивые дети.
- Уже тогда?
- Уже тогда.
- Эх, если б я знал... А выглядела такой неприступной отличницей. Я себе загадал, что обязательно поцелую тебя тут, на барже... но струсил.
- И правильно сделал. Сколько мы тогда были знакомы? Часа два?
- Меньше...
- Знаешь, а я ведь до этого ни с кем не знакомилась просто так, на улице. И тем более никогда не поплыла бы с первым встречным на какую-то баржу. Я же о тебе ничего тогда не знала... кроме того, что ты - мой.
- И похож на Марлона Брандо. И золотой медалист. И приехал из глухого села поступать на международные отношения. И к тому же чемпион района по прыжкам в воду... я же все тебе рассказывал!
- Хвастун несчастный! И даже показал, как прыгать винтовым в два оборота... Вон оттуда, с кормы.
- Помнишь? Здорово получилось?..
- Да... очень здорово...
Она вдруг умолкла.
Втупилась в темную воду под ногами. Уже без единой блестки - солнце зашло за крыши домов на берегу реки. Черная, гладкая, непрозрачная глубина, прорастающая изнутри маленькими бурунчиками.
Заговорила тихо-тихо, боясь своих слов - и боясь молчать.
- Я сначала решила, что ты... ну, хвастаешься дальше. Мол, я могу долго под водой... Потом - что это такая шутка. Что на самом деле ты давно вынырнул где-то там, с другой стороны, и нарочно пугаешь меня... глупо, конечно. Потом стало страшно, но я ещё не верила... Потом... Я не умела плавать, ты же знаешь... до сих пор не умею. Я кричала, долго кричала... Но лодка - только через час. Как договорились.
Его голос - почти не изменившийся:
- ЭТОГО ты не должна была... помнить.
* * *
Она заставила себя посмотреть на него. Заставила взять его за руку.
Живую, теплую.
- Как это было? - прошептала она. - Больно?
- Только сначала. Шея... пока я ещё был жив. А потом - ничего. Никак.
- Тебя так и не нашли тогда... Течение... Хотя ты, наверное, знаешь.
Он пожал плечами.
- Только что я знал ту жизнь... нашу... в которую вернулся. Мы поженились, когда ты была на третьем курсе, а я - на втором... правда, не международки, а политеха. Поступил куда угодно, только бы не уезжать из города. Потом родился Мишка... ну да ты сама знаешь. Знала...
- Егор...
Его имя вдруг показалось ей бессмысленным набором звуков.
Он отвернулся. Заговорил в сторону, в никуда.
- Каждый случайно ушедший человек может возвратиться... если есть матрица. Детальный, объемный сценарий судьбы, в которой можно органично занять свою нишу. Ты задала такой сценарий для меня... ты сама почти в него поверила. Но искусственно созданные матрицы все равно нестабильны. Час, не больше, а потом...
- Почему?!
- Потому что есть другие матрицы, естественные, которые противоречат ей. Например, в мире сейчас зима, а у нас на барже лето. У тебя своя жизнь, а я...
- Нет у меня никакой жизни. Если б она у меня была... разве я бы ходила сюда? Почти каждый день, десять лет подряд... И только теперь, когда ты пришел, наконец... и такое говоришь... Подожди, а как же дети?!!
Она вскочила, развернулась, бросилась было прочь с баржи. Миша... Володя... мальчики!!! Ничего не разглядеть в сгустившихся сумерках...
Он не пустил её.
Резко рванув за руку, снова усадил рядом с собой.
- Не надо. Это совершенно нормально, просто превращение одного вида материи в другой... Но тебе лучше не видеть.
Володя.
Миша.
Не видеть...
* * *
- А ты? Что будет с тобой?..
- Знаешь, ничего особенного. Что и всегда. Я привык... А вот тебе, можешь мне поверить, станет легче. Я точно знаю.
- Откуда ты можешь...
- Моя мама. Она тоже ходила сюда, к барже... приезжала издалека, из нашего села. Я ведь был единственным сыном, её надеждой, её будущим... Она тоже создала для меня свою матрицу. И однажды, несколько лет назад... понимаешь, надо, чтобы совпало много факторов, начиная с элементарных: время, место, положение звезд и так далее... В общем, я вернулся. Кажется, стал известным дипломатом, женатым чуть ли не на дочери президента... неважно. Это быстро кончилось... и больше она не приходила.
- А вдруг...
- Нет. Если б она умерла, заболела, сошла с ума - я бы знал. Просто за тот короткий промежуток она достроила до совершенства мою возможную жизнь... и смогла жить дальше чем-то другим.
- Я - не смогу.
- Почему? Ты-то знала меня пару часов, не больше. Все остальное просто матрица, которую мы только что довели до высшей точки реальности. Вот-вот она окончательно разрушится - и в материальном мире, и в твоем сознании. Ты забудешь.
- А ты?!
- А я... Там, куда я возвращаюсь - все равно. Чувствуешь, как похолодало?
- Да...
- А я - уже нет.
* * *
Черная вода под баржей сморщилась, пошла кругами и крапинами. С неба начало падать что-то мерзкое, мокрое, мелкое - ни дождь, ни снег. Налетел пронизывающий ветер; она беспомощно обхватила плечи руками.
- Твоя одежда в лодке, - сказал он.
Она не стала оборачиваться. Сгустилась зимняя мгла, и вряд ли теперь можно рассмотреть как следует его лицо...
Но если можно - лучше не надо.
- Я никак не могу тебя согреть, - ей показалось, что он усмехнулся. Иди, оденься и оставайся там. Я договорился через час вернуть лодку... так что тебя скоро найдут.
Он все предусмотрел... Как тогда, вздохнула она.
Но на этот раз он действительно прав.
Она встала, поскользнувшись на поверхности баржи, уже подернутой ледком. Взмахнула руками и, пошатываясь, побрела в сторону носовой части, давным-давно вросшей в песок островка.
Надо будет выступить через экологический комитет с инициативой, чтобы эту баржу убрали, наконец, с реки ко всем...
Не оглядываться.
* * *
Шаги.
Гулкие и отрывистые, как на протезах. С едва-едва уловимым жутким липким чавканьем. Удаляющиеся шаги. Уже, наверное, у самой кормы.
Она знала, что не успеет, что надо было раньше, что теперь никак и больше никогда...
Рванулась назад.
Четверть секунды после тихого всплеска; ржавый борт режет талию, переломившуюся над кормой; ледяная вода сочится сквозь отчаянно-цепкие пальцы...
Успела?!..
Она почему-то серьезно размышляла о том, что корма опустилась гораздо ниже над водой, чем в то лето, когда случайный, почти незнакомый, единственный парень кричал с нее: смотри!.. Что скоро она вообще уйдет под воду, эта старая полуразвалившаяся баржа...
И знала, что должна, свято обязана думать о другом, совсем о другом...
Ее пальцы сжимали что-то тонкое, холодное, склизкое.
В черной воде кружились первые льдинки.
Она держала.
2002.