Или – не хочет слышать.
Да какая, в принципе, разница.
Глава 4
В виду необъятной обширности той роли, какую в истории человечества играли духи зла под их всевозможными названиями, считаем нелишним предварительно указать, какие именно стороны сношений человека с нечистой силой, мы намерены разработать в этой монографии.
…Дождь продолжает морщить лужи, я вздыхаю и обреченно лезу в машину.
Пора.
Нас, граф, к сожалению, ждут не великие дела, а обычные пидорасы из «Нового журнала».
А что делать?
У меня хоть нет аллергии ни на что, в том числе и на этих представителей рода человеческого.
Привык, наверное.
А это уже хорошо, я почему-то так думаю…
…И снова – Третье кольцо – Ленинградка, бегущие куда-то под дождем прохожие.
Вот и вся моя жизнь: от башни до башни, от офиса и до офиса.
По дороге звоню жене:
– Привет, золотой. Чем занимаешься?
– Работаю, – хмурится в трубку, – а ты меня, между прочим, отвлекаешь.
– Ну, извини, что помешал, просто почему-то захотелось сказать, что я тебя люблю.
– Егор, отстань, а?
– И тебе тоже не хворать, – хмыкаю и отключаюсь.
Вот, блин, и поговорили…
…На пересечении Третьего и Ленинградки жуткая пробка.
Очередной псих на пассажирской «Газели» вошел под фуру. Вместе со всем своим ни в чем не повинным содержимым.
Мясо такое, что даже мой водила, привыкший ко всему на свете, старательно отворачивается.
Менты, «скорые».
Трасса еле ползет, любопытные соплеменники пытаются разглядеть детали соскребаемых с асфальта фрагментов человеческих тел.
Цивилизация, привыкшая смотреть на кровь сквозь уютно, по-домашнему светящийся экран телевизора.
Меня немного подташнивает.
Через некоторое время движение вообще замирает, я вздыхаю, смотрю на часы и достаю из сумки мерцающий прямоугольник угольно-черного мобильного телефона.
Роюсь в памяти, потом набираю номер и откидываюсь на подголовник.
– Объединенная редакция издательского дома «Новый журнал», слушаю вас, – секретарша пытается вылить на мой усталый мозг всю невостребованную в стенах родной редакции сексуальность.
Ни для кого не секрет, что там предпочитают мальчиков.
– Это Егор Налскис, генеральный директор «ПульсПро». Соедините меня с кем-нибудь из вашего руководства.
– Секундочку, – испуганно пищат в трубке, после чего мне в ухо начинает литься какая-то тягучая медленная вода красивой восточной мелодии, непривычной для европейского уха.
– Приветик, Егор, – вторгается в эту экзотику не менее экзотичный голос руководства. Нечто среднее между очень низким контральто и высоким тенором. – Опаздываешь, шалун, мы тебя тут уже все заждались, скучаем…
– А это кто, – осторожненько интересуюсь я, – Матвей или Роберт?
– Не узнал, противный, – радостно кокетничают в трубке, – значит, заработаю. Это Матвей. Роберт с Киром пошли кофе пить, я пока один тут остался. Вот, хожу, цветы в кабинете поливаю, с тобой разговариваю…
– Тогда прекрати манерничать, я тебе, в конце концов, деньги зарабатывать помогаю. А те, с кем ты кокетничаешь, только высасывают. Вместе со всем остальным твоим содержимым, но это уже не мое собачье дело.
– Фу, – огорчаются в трубке, – мог бы и не напоминать, насколько жесток этот грубый мир, гомофоб проклятый. Что звонишь-то, что-то случилось, не иначе? А то ты уже, по идее, должен подниматься на наш этаж на лифте.
– Да ничего особенного, по московским меркам, разумеется. Авария на съезде с Третьего в вашем направлении. Пробка такая, что я тут уже больше получаса торчу и еще минут сорок простою, это как минимум. Дорогие россияне чересчур внимательно разглядывают бренные останки своих бывших соплеменников…
В трубке на секунду замолкают.
Как бы – в некоторой растерянности.
Встреча-то – да, назначена.
Но и причина неявки – более чем уважительная.
Потом раздается хмыкание.
– Вот поэтому, – голос у Матвея на этот раз почти что мужской, – я и предпочитаю трахаться с мужиками. Они, по крайней мере, не рожают. И что предлагаешь?
– Я? Я ничего, представь себе, не предлагаю. Просто констатирую. А предлагать предлагаю тебе. Как и решать что-то по нашей сегодняшней встрече, в принципе.
– Так-так-так, – Матвей вздыхает, и я почти вижу, как он, забывшись, морщит свой высокий, ухоженный дорогущими кремами и тщательно уберегаемый от всяческих складочек лоб, постукивает остро заточенным кончиком простого черного карандаша по обрезу толстого кожаного ежедневника с золотым тиснением.