— Мои люди, умеющие задавать вопросы так, чтобы услышать на них ответ, сообщили мне, что посланец Мир-Шаха побывал у Баязида, и тот посоветовал ему идти к тебе. Он надеялся, что в благодарность…
— Он надеялся, что я как обезьяна стану таскать для него каштаны из огня. Но Аллах велик. Ни одна обезьяна не живет столь долго, сколько живу я. Замысел султана для меня был так же очевиден, как то, что корабли, стоящие пред нами, пребывают в воде, а не на суше.
Он пришпорил коня, выезжая на пирс, возле которого ровным строем стояли корабли ромейского флота. Наварх, командующий морскими силами некогда великой державы, склонился перед Тамерланом, демонстрируя покорность его воле.
— Готовы ли корабли выйти в море?
— Да, о Великий амир.
— Завтра на борт взойдут леванты.[12] Вы отправитесь к Смирне.
— Но, повелитель, если мне будет позволено сказать, это невозможно. С Эгейского моря движется шторм. Очень сильный шторм. Буря может продолжаться и неделю. Корабли, а тем более корабли, полные войск, пойдут на дно. Даже если каким-то чудом эскадре удастся выйти в Эгейское море и не разбиться о скалы в Дарданеллах, там их ждет верная гибель. В Эгейском море нет места, где бы по левому или по правому борту с кормы или с носа не был виден какой-либо берег. И корабли, и люди погибнут.
— Мне рассказывали о Смирне. Покуда не будет пресечена морская дорога из Венеции туда, взять крепость невозможно. Поэтому флот должен стоять у стен этой твердыни как можно скорее. Сухопутные войска уже двинулись в путь.
— Но есть силы, которые превыше человеческих. Никто не волен изменить путь урагана. Можно лишь полагаться на милость божью и ждать…
Лицо Тамерлана помрачнело, будто наварх, походя, хлестнул его по щеке.
— Один Аллах велик, — сверкая глазами, процедил он. — И он дал мне силу повелевать. Всякий, кто противится мне, — изменник, и обречен на смерть. Завтра утром леванты будут выстроены на палубах кораблей. К полудню я и мой верный друг и собрат Мануил будем принимать парад флота на императорской каракке. А потом мы пойдем к Смирне.
— Но, друг мой, — с тревогой начал Мануил, — как же ураган?
— Урагана не будет, — сквозь зубы процедил Тамерлан и, развернувшись к свите, задал вопрос: — Кто из вас, верные мои, желает, подобно мне, отправиться к Смирне по волнам?
Привыкшие к степям лихие наездники замялись, опасаясь менять верного коня на своенравные волны.
— Я почту за честь, — негромко, но четко произнес Хасан Галаади.
Море лениво плескалось у пирса. Ветер с явной неохотой переползал с реи на рею, надувая паруса галеасов ровно настолько, чтобы корабли без труда могли совершать маневры. На легкой зыби Мраморного моря скользили быстроходные многовесельные галеры, огненосные дромоны, грозные каракки с боевыми площадками на баке и юте, полными султанских левантов.
Вокруг строя эскадры вились легкие османские самбуки, прикрывавшие тяжелые корабли от внезапных атак брандеров.
Наварх императорского флота смотрел на Тамерлана. В его взгляде сквозь почтение проступал неподдельный ужас. Вскоре после полуночи ему сообщили, что буря, уже ворвавшаяся в Дарданеллы, вдруг ослабла, точно выдохлась. А к утру от нее не осталось и воспоминания. Яркое весеннее солнце, легкий ветерок — живи и радуйся. Так бы наварх, вероятно, и поступил, но весь его тридцатилетний опыт плавания в этих водах гласил, что такого быть не может.
Между тем Железный Хромец стоял на капитанском мостике рядом с императором, удивленным, кажется, не меньше наварха, и невозмутимо созерцал мерное движение волн. В отличие от большинства соратников и советников, с явным опасением разглядывающих корабли, он улыбался, неспешно переговариваясь то с василевсом, то со стоявшим за его спиной Хасаном Галаади.
— Великий Чингисхан, мир праху его, до самых последних дней своей жизни мечтал дойти до Последнего моря. Ему не удалось, хотя нет и не было человека более могущественного, чем мой великий предок. Но если бы я желал лишь завершить дерзновенный замысел Чингисхана, я бы легко сделал это. Для таких кораблей нет последнего моря.
Тамерлан положил руку на эфес персидской сабли. Индийский жемчуг и афганский лазурит, казалось, вспыхнули и заиграли внутренним огнем от прикосновения хозяина.
— На берегу гонец. — Наварх указал жезлом на всадника, мчащегося у самого обреза воды вслед кораблям эскадры, величественно покидающей бухту Золотого Рога.
— Да, я вижу, — хмурясь, ответил Тамерлан. — Что-то подсказывает мне, что он привез недобрые вести.
— Почему ты так решил, брат мой, Великий амир? — поинтересовался император.