— А если и попадешься, — говорил Оскар, — отсидишь месяц, и снова на свободе. Это все — издержки производства.
— Попробовать можно, — задумчиво покачал головой Фредериксен. Собственно, что может помешать ему называться при этом оптовиком?
— Чудно, чудно! — восторженно закричал Оскар. — По этому поводу надо взять еще пива. Значит, на днях я передаю тебе первую партию товара. У тебя сейчас с наличными как?
При слове «как» челюсть снова выпала.
— Вот это да! — восхитился Оскар, когда Фредериксен назвал сумму. — За них ты получишь неплохую коллекцию.
Виртуозность, с которой Оскар заталкивал челюсть, с каждым разом росла.
— Выпьем за доброе сотрудничество, — предложил он, подняв стакан.
— Давай, — рассеянно отозвался Фредериксен. А почему бы ему не переоборудовать свою комнату по типу конторы? С письменным столом и, может быть, вращающимся стулом? Что из того, что клиенты приходить туда не будут? Зато он сам прекрасно сможет сидеть там и готовить все нужное к продаже.
Эта мысль мигом привела его в отличное расположение духа.
Момберг на секунду оторвался от очередной горелки. Ему послышались на лестнице чьи-то шаги.
Внезапно распахнулась дверь, и в мастерскую вошли двое в светлых плащах. Один из них вплотную приблизился к Момбергу.
— Уголовная полиция, — коротко представился он. — Господин Момберг?
— Да, это я. — Его голос дрогнул. Неужели они докопались до той незаконной сделки?
— Некоторые обстоятельства свидетельствуют о том, что вы получали от одной здешней фирмы материалы, не имея разрешения на их закупку, — сказал полицейский. — Вы это признаете?
— Да, — еле слышно произнес Момберг. Значит, так оно и есть. — Но ни до, ни после этого случая я ничем подобным не занимался!
— Вы позволите нам обыскать помещение? — спросил полицейский. — В противном случае мы все равно получим санкцию прокурора, так что вам лучше согласиться сразу.
— Пожалуйста, обыскивайте сколько угодно, — сказал Момберг.
Полицейские приступили к делу. Они повыдвигали все ящики, вынули все бумаги — фактуры, переписку с министерством и вообще все, что там было. Документы они сложили в кучу на полу.
— Кроме этого, у вас ничего нигде не спрятано? — спросили у него.
Момберг энергично отверг это подозрение.
— Ну, тогда можно отправляться. Я вынужден просить вас следовать с нами, — сказал полицейский Момбергу.
Момберг надел пальто и вышел вместе с ними. Полицейские шли слева и справа от него, очевидно опасаясь, как бы он не сбежал.
У подъезда собралась большая толпа. Жители всего квартала мигом узнали, что происходит. Все уставились на Момберга, едва он показался в дверях, и он почувствовал огромное облегчение, оказавшись в автомобиле, который тут же отъехал. Большего позора в его жизни не было.
Через несколько минут машина прибыла к полицейскому управлению, его вывели. В сопровождении двух полицейских он пошел по каким-то лестницам, длинным коридорам и переходам, пока наконец они не остановились перед дверью с надписью: «Камеры для арестованных».
Один из полицейских позвонил, дверь открылась, и Момберга передали с рук на руки сотруднику управления, вероятно надзирателю. Тот приказал Момбергу снять шнурки, вывернуть карманы. После этого он отворил еще одну дверь и втолкнул Момберга в тесное помещение. Там уже кое-кто был — дюжий, грязный, оборванный мужчина, который сидел в углу на табуретке.
— Добро пожаловать, — сказал он.
— Спасибо, — вежливо отозвался Момберг.
— У тебя спички есть? — спросил его сидевший.
— Нет, все отобрали.
— У меня тоже. Я хотел их припрятать, да не удалось. За что тебя?
— Я закупил сырье, не имея разрешения, — объяснил Момберг.
— А-а-а, черная биржа, — догадался собеседник.
— Нет-нет, вовсе не биржа, — в испуге затряс головой Момберг.
— Три месяца, — равнодушно определил арестант.
Момберг устало опустился на табуретку. Он чувствовал себя опустошенным, мысли смешались в его голове. Раньше до него еще не доходило, что, собственно, случилось. Теперь он внезапно понял, что попал в тюрьму и совершенно неизвестно, когда его отсюда выпустят.
Он не знал, сколько просидел так — час или три, когда двери камеры отворились и его вызвали на допрос. Полицейский снова повел его длинными коридорами. Наконец они вошли в какой-то кабинет.