Неподалеку от его дома была площадь, на которой находился подземный бункер. Его построили в годы войны в качестве бомбоубежища, но по назначению ни разу не использовали, так как сооружение его закончилось одновременно с войной. Поскольку же он обошелся государству в немалую сумму, его решили оставить в неприкосновенности, надеясь, что когда-нибудь он придется кстати. А до тех пор на дверь повесили крепкий замок и приколотили доску с надписью: «Вход воспрещен».
Петер сотни раз проходил мимо этого бункера, не обращая на него никакого внимания, пока в один прекрасный день его не осенило, что бомбоубежище можно использовать как жилье. Он тут же спустился вниз и все внимательно осмотрел. Объявления на двери он не заметил (а если и заметил, это ничего не меняло); замок же, как выяснилось, отпирался, стоило по нему слегка ударить.
Осмотр подтвердил предположение Петера о том, что бункер пригоден для жилья. Поскольку, как уже было сказано, им еще не пользовались, все внутри оставалось новым и чистым. Стены, пол и потолок покрывала обшивка из досок, и сыростью не пахло. Света, правда, не хватало, так как вместо настоящих окон тут был световой люк, но зато имелось электрическое освещение, а это не так уж плохо.
Петер тут же прикинул, как он разместится в новой квартире. Он наметил, где поставит пианино, где устроит уголок для Трины, куда станет его кровать, и пришел к выводу, что здесь будет довольно уютно. Особенно, если на пол постелить ковер, а стены оклеить обоями. Ближе к зиме для обогрева нужно будет установить нефтяную печку.
Затем он начал постепенно перебираться в новое жилище. Каждый день понемногу переносил свои пожитки в бункер. Потом оклеил обоями стены. Сегодняшним вечером должен был состояться окончательный переезд, то есть перевозка самых крупных вещей, с которыми Петер не мог справиться один.
Помогали ему Пребен и новый сотрудник, Ольсен, соблазненные угощением, которое было обещано им после переезда. Ольсен в такого рода делах оказался просто незаменимым. Он обладал не только незаурядной физической силой, но и энергией, побеждавшей все и вся. К примеру, когда выяснилось, что лестница слишком узка для пианино, он без лишних слов оторвал целый пролет перил и швырнул его вниз. А позже, когда им пришло в голову, что неплохо бы вставить в световой люк оконную раму, чтобы у Петера не было сквозняков, Ольсен, не терзаясь особенно муками совести, прихватил и лестничное окно, которое, как оказалось, подошло в точности.
Последними переезжали Якоб и Трина; Петер даже прослезился, когда увидел, что им понравилось на новом месте. Все устроилось великолепно, и Петер был очень доволен, когда смог запереть за собой дверь, достать бутылку и пригласить своих помощников к столу.
— Спасибо за помощь! — торжественно сказал он, когда вино было налито.
— То ли будет в следующий раз! — с шиком бросил Ольсен.
— Старая балда, — внезапно раздалось из клетки.
Петер тут же вскочил.
— Совсем о тебе забыл, — извинился он и пошел за чашкой.
— Ах ты дьявол! — Ольсен ошеломленно наблюдал, как Петер наливал вино в чашку и ставил ее в клетку. — Попка, что же, пьет?
— Да, пьет, — ответил Петер. — Но это его единственный порок. Да и тот тебя не касается.
— Ради бога! — сказал Ольсен. — Я просто так спросил. И дворняга тоже пьет?
— Трина не дворняга!
— Значит, должна пить.
— Тем не менее она не пьет.
— Ну тогда наверняка колется морфием или еще чем-нибудь, — сказал Ольсен.
После нескольких рюмок Пребен стал прощаться. Он устал, сказал он. Доля истины тут была, но, кроме того, он договорился с Ильзой, что они завтра пойдут в кино, и ему не хотелось являться на свидание с похмелья. Ольсен, напротив, заявил, что он-то уходить не намерен.
— Ты что, думаешь, я таскался с роялями весь вечер только из-за двух рюмок? — говорил он.
Вдвоем они быстро прикончили бутылку, и Петер достал вторую. Он налил и Якобу, который уже начинал свои штучки. Попугай беспрерывно болтал и время от времени разражался дурацким смехом.
— Черт меня побери, если попка не окосел, — сказал Ольсен.
— С тобой, конечно, такого не бывает? — спросил Петер. Этого Ольсен отрицать не мог, хотя и подумал про себя, что подобные сравнения могут далеко завести. Впрочем, может быть, он и в самом деле не прав.
Вторая бутылка тоже быстро опустела. У Ольсена и в этой области обнаружились большие способности: он глотал три рюмки, в то время как Петер успевал выпить только одну. Петер достал третью бутылку.