И поскольку муж не двинулся с места, сохраняя упрямый и недовольный вид даже после того, как она вытащила из сумки листочек:
— Взгляните сюда, фру Ларсен.
Она покорно склонилась над планом, следя за пальцем, двигавшимся по маленьким квадратам и прямоугольникам.
— Здесь вот гостиная, в ней… да, она примерно вдвое больше этой, и еще две комнаты, одна для вас, другая для Джимми, когда он вернется домой. И, само собой, во всех стенах встроенные шкафы. И вполне приличная ванная и туалет. Прямо в квартире. Кухня тоже довольно большая, это очень удобно, правда? Ну и совсем маленький балкон, где можно поставить пару стульев и ящик для цветов, и мусоропровод есть. Стройка не новейшая, но здание вполне добротное, потеков сырости на стенах не будет, за это можно ручаться. Да и район гораздо лучше вашего, ни шума по ночам, ни забегаловок, так что я считаю…
— Нет, — сказал муж. — Не надо.
Фрёкен Лунд, оторвавшись от чертежа, подняла на него взгляд.
— Против чего вы возражаете?
— Не желаю я никуда переезжать. Мне и здесь неплохо.
— Ну, знаете, господин Фредериксен! Не вы ли сами сказали мне, что эта ваша квартира… что вас совершенно не удовлетворяет ваше жилье?
— Не знаю. Может, и сказал. Но я передумал.
— Но для этого у вас должны быть очень веские причины. Ведь чтобы найти вам новую квартиру, пришлось немало похлопотать, и не мне одной.
Муж стоял упрямый как столб.
— Когда парень был маленький — другое дело, — сказал он наконец.
— То есть?
— Да, совсем другое. Он из-за этого болел. И отставал в школе, и вообще.
— Ну, что касается отставания, то квартира тут ни при чем.
Муж не ответил и только упрямо набычился. Она беспокойно переминалась с ноги на ногу. Ну зачем он сердит фрёкен Лунд, она же столько для них сделала. А квартира-то какая, такие они только по телевизору видят. С ванной. С балконом.
— По-моему, господин Фредериксен, вам следует быть чуточку благоразумнее, — снова заговорила фрёкен Лунд со свойственной ей убедительностью. — Я уж не говорю о благодарности, но будьте хотя бы благоразумны. Вы видите, как заинтересовалась ваша жена, так хотя бы ради нее… Уверяю вас, не так легко было найти эту квартиру, ее буквально из-под земли вырыли.
— Ну так пусть она и переезжает. Я не сделаю отсюда ни шагу.
Казалось, он вот-вот расплачется. Больше, чем когда-либо, он походил сейчас на обиженного ребенка. Нет, это не были его обычные капризы. Причины крылись где-то очень глубоко. Даже ей туда не проникнуть. Он ведь так часто проклинал свою квартиру, твердил, что нельзя заставлять людей жить в таких условиях, что никто не может требовать…
Нет, насчет требований это совсем другое, это они с Харри… Однажды Харри позвал его на профсоюзное собрание, а он отказался.
— Только и знаешь лежать на кушетке да с боку на бок переворачиваться, — сказал тогда Харри. — Хоть бы разок сходил, большего от тебя никто не требует.
А муж обернулся к нему, да как рявкнет — никогда он с Харри так не разговаривал:
— Ты вообще не можешь ничего требовать от человека, который живет в такой помойной яме.
И остался лежать на кушетке.
Нет, это был не каприз, не стоило фрёкен Лунд больше и распинаться. Тихонько вздохнув, она простилась с давней мечтой о хорошей квартире, просторной и красивой, в каких живут другие, и мужественно постаралась улыбнуться.
— Ничего, — сказала она. — Как-нибудь и здесь проживем.
— Ну уж нет, извините меня, конечно. Но будьте хотя бы так любезны, подойдите к столу и сядьте. Давайте все-таки посмотрим план.
Муж стиснул зубы и не двинулся с места. Фрёкен Лунд достала из сумочки сигарету, закурила и решительным жестом положила коробок на стол, будто припечатала. Тут он сдался, подошел к столу, с грохотом выдвинул стул и сел чуть в стороне от фрёкен Лунд и этих ее чертежей.
Фрёкен Лунд попыхивала сигаретой. Когда она затягивалась, рот ее становился маленьким и круглым, и рука, державшая сигарету, была маленькая и пухлая. Странно, потому что все остальное у нее было крупное и внушительное, и странно, что раньше она этого не замечала — быть может, просто фрёкен Лунд слишком объемиста, сразу все не рассмотришь.