— Принесите-ка своему мужу пива, тогда, возможно, наши переговоры пойдут успешнее.
Она попыталась поймать взгляд мужа, но он смотрел мимо нее и только кивнул, но так коротко, что она затопталась на месте, не зная, как это понимать, потом поспешила на кухню за пивом, торопливо откупорила и бросилась обратно в комнату, поставила бутылку на стол перед мужем, он стал пить большими глотками, потом тыльной стороной руки вытер рот.
— Ну так чего ради я должен переезжать? — спросил он, отставляя бутылку и стараясь подавить отрыжку.
— Вот это другой разговор. Прежде всего, господин Фредериксен, поглядите на чертежи, я готова выслушать ваши возможные возражения, а затем я изложу мои аргументы «за».
Муж покосился на листок бумаги. Квадраты и прямоугольники, цифры и буквы и мелкие непонятные значки.
— Это что, лифт?
Едва заметная улыбка превосходства тронула уголок рта фрёкен Лунд.
— Лифт тоже есть, господин Фредериксен. На лестнице. А это всего лишь холодильник.
Муж налился краской и, казалось, готов был пустить в ход кулаки. Фрёкен Лунд провела рукой по губам, будто стерев ульгоку, и снова стала вежливым, доброжелательным гидом.
— Сейчас я вам все покажу, господин Фредериксен. Это гостиная, а здесь вы видите еще две комнаты, одна — спальня для вас, другая — для Джимми, он уже слишком большой, чтобы спать в одной с вами комнате.
— На кой ему комната, если он не живет дома?
— Ну зачем так говорить. Когда-нибудь Джимми вернется домой.
— Еще неизвестно, — возразил муж.
— Непременно вернется. Его не станут держать дольше, чем это необходимо, вы прекрасно знаете, и, кстати, будет совсем неплохо, если к тому времени его жилищные условия улучшатся и у него будет собственная комната. Здесь у вас кухня, а вот эти маленькие значки обозначают дверные проемы между комнатами… — Фрёкен Лунд достала из сумки другой чертеж. — А вот план вашего микрорайона, ваша квартира в двести четырнадцатом подъезде — как видите, совсем недалеко от автобусной остановки. Здесь вот у вас местный универсам, а здесь школа и Детский клуб…
— Но это же такая даль, — слабо запротестовал муж, он напряженно морщил лоб, стараясь ничего не упустить из ее объяснений.
— Да, это довольно далеко. Далеко от неблагоприятного влияния улицы, которому здесь Джимми может подвергнуться. Далеко от шума и грохота уличного движения, с которым здесь вы вынуждены мириться… — И словно угадывая его мысли: — А знакомые вас все равно разыщут. Я убеждаюсь в этом всякий раз, как переезжаю с квартиры на квартиру.
Муж встал, покружил по комнате, потом остановился у окна, засунул руки в карманы. С улицы доносились обычные вечерние звуки: гул проезжающих машин, стрекот мопедов, хохот, крики, громкий визг. Позже шум пьяного веселья и ссор из забегаловки за углом усилится, преобладая над всеми другими звуками, разве что сирена полицейской машины на миг перекроет его.
— Но здесь мой дом, — сказал он, точно заупрямившийся ребенок. — Я всегда здесь жил.
— Значит, пора уже сменить обстановку, — заявила фрёкен Лунд. — А что касается переезда…
Что касается переезда, то Харри и другие приятели мужа пожертвовали своим воскресным отдыхом, чтобы помочь им в этом деле. Вернее, предложили пожертвовать. Никто как-то не подумал, что вещей не так много и перевезти и расставить их на новом месте не займет много времени. Помогая друг другу, мужчины снесли вещи вниз, погрузили в машину, которую Харри нанял для этой цели, укрыли сверху брезентом, потом так же дружно таскали все наверх, а когда осталось внести только узел с постелями, цветочные горшки и столовые стулья, присели кто где сумел, выпили пива и выкурили по паре сигарет. В общем, работали весело и с удовольствием.
Она сновала из комнаты в комнату, забегала на кухню, поминутно окликаемая:
— Эй, Эвелин, где ты хочешь поставить обеденный стол?
Или:
— Куда нести кушетку?
И она была счастлива своей нужностью всем, радовалась той ответственности, которую мужчины не долго думая взвалили на нее. Она просто блаженствовала, носясь, разгоряченная, по квартире и отдавая распоряжения: «Стол поставьте здесь… нет, пожалуй, лучше вон там, возле окна» — и слыша свой собственный возглас: «Осторожнее, Харри!», когда горшок со столетником угрожающе заколебался в его медвежьих объятиях и Харри ухмыляясь сделал вид, что роняет его, напугав ее до смерти.