Выбрать главу

— Ну и он входит?

— Погоди, ты слушай. Не боишься? Нет, правда, это жутко страшно. Ой, Амальд, сядь вот тут поближе, а то мне самой страшно рассказывать!

Вечер стоит хмурый, трава шелестит от сильного ветра, вода в Колодце у Экки подернулась мелкой черной рябью. Глазищи Меррит широко распахнуты.

— Ну вот, представляешь, однажды Экка приносит белье с улицы домой и хочет погладить, но надо же сперва его потянуть, а ей не с кем, она и придумала привязать простыню одним концом к дверной щеколде. И вот, только она потянула, смотрит, а в дверях стоит Бендик и держит простыню за другой конец, помогает ей тянуть! Амальд!

— Ну чего ты?

— Ой, Амальд! По-моему, он сейчас здесь!

— Кто? Бендик?

— Да. Потому что мы так много про него говорим!

И Меррит приникает к тебе, ты чувствуешь губами ее холодные волосы, она дрожит от страха и не смеет поднять глаза.

— Амальд, ты что-нибудь видишь?

— Что вижу?

— Его!

— Да нет здесь никого!

— А я тебе говорю, он здесь!

Она с криком вскакивает с места.

— Бежим!

И вы со всех ног мчитесь через поля вниз по склону холма.

* * *

Но Экка с ее Колодезным Домом никак нейдут у тебя из головы.

В сумерки Бабушка зажигает свечи на пианино. Приходит Меррит и садится играть свои гаммы. Одна гамма не похожа на другие — когда ее слышишь, внутри так странно что-то трепещет.

— Почему она такая, а, Меррит?

— Какая такая?

Ты пытаешься объяснить, но словами это выразить трудно.

— Нет, но я понимаю, что ты хочешь сказать, правильно, она в самом деле такая. У нее даже есть свое название… как же она называется?

Это знает Бабушка: «мелодическая минорная гамма».

Мелодическая минорная гамма пронизана сумерками, и, когда ее слышишь, сам собою приходит на память дом Экки и Колодец, в темной воде которого отражаются бегущие по небу тучи. Тучи, печаль и траур заполняют его глубь. А когда белье Экки лежит на траве и в сумерках светится, является Бендик, стоит и смотрит на расстеленные простыни и наволочки, такие бледные и печальные…

Но вот однажды вечером раздается звон церковных колоколов.

— Это звонят в честь Экки.

— А что, Экка умерла?

Нет, Экка не умерла Это звонят свадебные колокола. У Экки будет новый муж.

И теперь не печаль, а радость заполняет Колодец Экки. И все простыни, пододеяльники и наволочки в постели, где Экка спит со своим новым мужем, красиво отбелены, гладко отутюжены и светятся радостью и уютом.

Но снаружи, под печальными ночными тучами, блуждает бледная тень Бендика, такая безмерно одинокая…

БОЛЬШОЙ НЕСКЛАДНЫЙ ЗВЕРЮГА

Это, стало быть, была Экка из Колодезного Дома. Но есть и еще множество удивительных людей, вещей и призраков, о которых без конца может рассказывать Меррит.

И есть самое страшное из всего: Большой Нескладный Зверюга.

— Амальд, неужели ты о нем никогда не слышал?

— Нет. Что еще за зверюга?

Меррит неуверенно мнется, будто это не так-то просто объяснить.

— Ну, это такое существо… оно елозит. Знаешь, что значит елозить?

— Знаю, черви елозят. И улитки.

— Верно, но Большой Нескладный Зверюга — не червь и не улитка. А тоже елозит. И всегда он где-нибудь под боком. Пропадет ненадолго, забудешь про него — а он вдруг, откуда ни возьмись, опять рядом. И опять елозит, елозит. Ой нет, наверно, лучше про него не говорить!

— А ты сама его видела, Меррит?

— Еще бы, конечно!

— Но какой он все-таки из себя?

Меррит внезапно выпрямляется и широко распахивает свои глазищи.

— Вот слушай! Он весь скользкий, слизистый как рыбина. А глаза такие странные — розоватые и запухшие. И он все время плачет, стонет, вздыхает. До того он разнесчастный! Поэтому он и льнет, и жмется к кому-нибудь. Он ведь зла никому не желает. Просто ему страшно и очень хочется, чтобы его утешили. Но он до того омерзительный на вид, что все от него шарахаются. И поэтому он ужасно одинокий и его ужасно жаль. Можно только Богу за него молиться: Милый Боже, сжалься над Большим Нескладным Зверюгой, сделай, чтоб он не был такой несчастный. И не дай ему придушить меня или задавить насмерть. Аминь.

У Меррит слезы блестят на глазах, и сам ты тоже едва не плачешь, растроганный жалкой участью бедного уродливого и одинокого Зверюги.

И тут ты вдруг чувствуешь, как ее острый локоть вонзается тебе в бок: