Меррит с нотной папкой в руках стоит у ворот бабушкиного сада.
— Ты, наверно, ужасно волнуешься, да, Меррит?
Она бросает на тебя холодновато-вопросительный взгляд, словно не может взять в толк, о чем ты спрашиваешь.
— Волнуюсь? Ах, ты про концерт? Да ну! Я же не первый раз, привыкла. А ты, Амальд, тоже придешь нас послушать?
Нет, Меррит стала такая невозможно чужая и взрослая, что ты ощущаешь себя совершенным молокососом и дурачком.
Но тут на лице ее появляется вдруг улыбка и глаза теплеют.
— Амальд, поди-ка, что я тебе на ушко скажу!
И ты чувствуешь ее губы и ее дыхание у своего уха.
— Я жутко боюсь! И обидно мне ужасно! Знаешь почему — твоя Тетя Кайя говорит, что у меня голос как у глиняной свистульки!
— У какой еще глиняной свистульки?
— Ну вроде той, на которой твой Дедушка Проспер играет своим уткам, знаешь, маленькая такая цветастая дуделка.
Тебе очень хочется сказать что-нибудь в утешение, но это не так-то просто.
— Ну что ты, Меррит, не обращай внимания.
— Да ясно же, Кайя мне просто завидует. А лейтенант Кайль знаешь что говорит? Он говорит, я пою как жаворонок!
— Конечно, Меррит, и правильно!
— Ой, ну надо мне бежать, у нас сегодня опять репетиция!
И Меррит машет тебе по-взрослому, двумя пальцами, вновь сделавшись чужой и недоступной.
Среди бабушкиных вещей, хранящихся на чердаке ее старого дома «Память об Андреасе», я (Амальд Повествователь, Оживляющий Прошлое) нашел недавно (роясь в поисках чего-то совсем другого) большой выцветший плакат с полной программой того достопамятного концерта, в котором Меррит дебютировала как певица перед широкой публикой. Эта изящная афиша была изготовлена художником Селимсеном — каллиграфически выписана готическим шрифтом и украшена наклеенными засушенными цветами.
Программа воспроизводится мною ниже вместе с карандашными пометами Бабушки, указывающими исполнителей (здесь в скобках):
1. Пролог.
(Директор школы Берг)
2. «Восславим все тобою сотворенно», мелодия народная. «Дания, Дания, слово святое», муз. Вайсе. «Жизнь моя — волна морская», шведск. нар. песня. Мужской хор.
3. «Принцесса сидела в своем терему», «Повергну все к твоим стопам», муз. Х. Кьерулфа.
Тенор в сопровождении хора, поющего без слов. (Ханс)
4. Интермеццо из оперы «Сельская честь» Масканьи.
Труба с фортепьяно.
(Перевозчик)
5. Комическая увертюра № 1 Келера Белы.
Камерный оркестр.
(Скрипка и виола: сыновья Перевозчика. Флейта. Переплетчик Ольсен. Виолончель: Платен. Труба: Перевозчик. Барабан и кастаньеты: Трактирщик Берентсен)
6. «Конь ты мой буланый», муз. Эдв. Грига. «Колыбельная Аладдина», муз. Хайсе.
Сопрано.
(Меррит)
7. Картина I: Саул и Давид.
(Директор школы Берг и Лейтенант Кайль)
8. Картина II: Встреча Стэнли с Ливингстоном в Африке.
(Селимсен и Бухгалтер Дайн)
9. Картина III: Южноютландские девушки.
(Дочери судьи, Минна и Енни)
10. «Андрокл и лев» Дракмана. Декламация.
(Пастор Эвальдсен)
11. Ария Керубино из оперы «Свадьба Фигаро» Моцарта.
Сопрано.
(Меррит — и это, бесспорно, был гвоздь программы!)
12. Жонглирование и фокусы — 18 трюков.
(Кайль)
13. «Тише, друзья, Бахус уснул», муз. Бельмана.
«Ах, как ужасно живот разболелся», муз. Вайсе. Женский хор «Идун».
14. «Мир, сойди на нашу землю», муз. Вайсе.
Смешанный хор.
И уж заодно, для полноты картины, — бабушкины комментарии на оборотной стороне афиши:
«О Боже, наконец-то наш концерт позади! И в целом все прошло вполне удачно, а кое-что было просто великолепно, хотя, конечно (как это всегда бывает!), и огрехи были почитай что во всем, иной раз даже довольно досадные, однако же до скандальных провалов не доходило.
Ханс пел, пожалуй, слишком душещипательно (увы, он, несомненно, был уже под хмельком!), а хор гудел чересчур громко. Перевозчик исполнил свой номер на трубе, как всегда, премило. Комическая увертюра, что греха таить, получилась так себе, играли слишком шумно и не очень ровно, ну и — конечно же! — случился конфуз: хлипкий стул не выдержал тяжести Платена — он ведь такой грузный — и развалился под ним, а сам Платен чуть было не упал навзничь вместе со своей виолончелью под ужасающий треск ломающегося дерева, но Кайль и Перевозчик, слава Богу, успели его подхватить, так что и он, и его инструмент остались целы и невредимы. Но, само собой, поднялась страшная суматоха, в зале, естественно, послышался смех, и пришлось нам все начать с самого начала.