— Руковожу своим делом, — с видом превосходства ответил Фредериксен.
Оскар был приятно поражен. Он и не подозревал, что у Фредериксена есть свое дело.
— Я пришел, э-э-э… кое-что получить ф тебя, — сказал он. — Ты ведь должен мне какую-то мелочь.
— Минутку, сейчас посмотрим. — Фредериксен достал большую, тяжелую книгу.
Справившись в регистре, он нашел нужную страницу.
— Совершенно верно, — сказал он. — Сумма равна двумстам сорока четырем кронам и шестнадцати эре.
— Так напифано в книге? — разинул рот Оскар.
— Да, — с гордостью сказал Фредериксен. — Это моя расчетная книга.
— И там напифана моя фамилия? — Теперь в голосе Оскара звучал ужас.
— Да, — сказал Фредериксен, умолчав о том, что это — вообще единственная запись в книге.
— Ты что, фовфем фпятил? — Оскар вскочил с места в сильнейшем волнении. — Ты бы уж фразу пофлал меня на каторгу!
— Кроме меня, в эту книгу никто не заглядывает, — пытался успокоить его Фредериксен.
— Ефли ты погоришь, фюда придет полиция и вфе перероет, они же и меня попутают! Флушай, а чем ты торгуешь? Твои клиенты тоже фюда ходят?
— Некоторые ходят, — уклончиво ответил Фредериксен.
— Ты — чокнутый, — определил Оскар. — Валифь ты в преифподнюю, но только фам; мое дело — фторона. Давай-ка фюда лифт, где я запифан!
— Я не могу вырывать листы из книги, — возмутился Фредериксен.
— Зато я могу, черт бы тебя побрал! — Оскар собирался исполнить свое намерение.
— Погоди, я сам. — Оскара никак нельзя было допускать к книге: он мог увидеть, что все страницы, за исключением первой, — чистые.
Сердце у Фредериксена обливалось кровью, когда он вырывал роковой лист. Его не столько мучила порча дорогой книги, сколько то, что исчезла его единственная деловая запись. Какое же это теперь бюро?
— Мы не закончили ф деньгами, — строго сказал Оскар.
— Да, конечно. — Фредериксен достал из письменного стола новенький несгораемый ящичек, отсчитал и передал Оскару деньги, не посмев спросить расписку.
— Я фкажу тебе одно, — Оскар с трудом пересчитал деньги, — ефли ты отмочишь такой номер еще раз — нам обоим каюк. Что ты фебе воображаешь ф твоим «бюро» и вфей этой мурой?!
— А тебя не касается, есть у меня бюро или нет. — Раздражение Фредериксена возрастало. — Я, черт побери, веду дела не только с тобой!
Это не совсем соответствовало истине, но произвело на Оскара должное впечатление.
— Ну, фмотри фам, — сказал он куда более вежливым тоном. — Я тебе одно фкажу — не вздумай меня фнова куда-нибудь запифывать!
— Ладно, понял: нет — значит нет!
Оскар ушел. Настроение у Фредериксена вконец испортилось. Надо же было такому случиться — явился этот идиот, и все пошло прахом. Какое ему, спрашивается, дело до того, как Фредериксен оформляет свои сделки? Но Фредериксен плевать на него хотел — он заведет новую страницу на Оскара, и дело с концом. Просто показывать ему эту книгу, конечно, не следует.
Фредериксен вклеил с большой аккуратностью новый лист для своих расчетов с Оскаром. Он не помнил всех промежуточных сумм, поэтому записал туда несколько случайных цифр, проследив лишь, чтобы в итоге получилось 244,16 кроны. Когда с этим было покончено, он приписал снизу: «Дата… К выдаче 244,16 кроны», вычислил дисконт, вывел сальдо. После этого аккуратно написал за Оскара расписку в получении указанной суммы.
Настроение Фредериксена благодаря этому занятию улучшилось, и ему захотелось его продолжить. Собственно говоря, почему бы не провести несколько воображаемых операций, хотя бы для того, чтобы книга не пустовала! Просто для тренировки, дабы потом, когда дело расширится, делать все расчеты и записи автоматически.
Эта идея так ему понравилась, что он тут же приступил к ее осуществлению. Чтобы все было как можно ближе к реальности, он выписал из старой адресной книги несколько случайных имен, которые и присвоил своим несуществующим клиентам. Каждого из них он провел по графам: «Получено от… крон», «Выплачено чеком… крон» и так далее. Затем он извлек сальдо и приступил к проверке правильности всех финансовых операций. Все это было страшно увлекательно.
Настроение у Фредериксена стало совершенно безоблачным. Он решил написать своим воображаемым клиентам ряд деловых писем. Отправлять их он, конечно, не станет, но сохранит копии. Потом можно будет составить ответы этих лиц и прислать на свой адрес. И подшивать все в папку входящих бумаг в алфавитном порядке.
Фредериксен не мог понять, как он не додумался до этого раньше. Прекрасная идея, теперь-то его бюро будет точь-в-точь как настоящее!
Момберг нервно ходил по комнате.
— Ума не приложу, почему до сих пор нет звонка. Он ведь обещал позвонить сразу, как только вынесут приговор.
— Ничего, позвонит, — успокаивала жена. — Ради бога, сядь и спокойно подожди. Наверное, не так уж все страшно, как ты себе нафантазировал.
Момберг сел в кресло. Закурил сигару, но тут же положил ее в пепельницу. Она казалась ему безвкусной.
— Надо было все же пойти, — сказал он.
— Ну что ты, это такое мученье — стоять на глазах у всей толпы.
— Твоя правда, оттого я и не пошел. Хотя сидеть здесь и ждать, наверное, еще хуже.
Он поднялся и снова зашагал по комнате, поминутно глядя на часы.
Прошло еще полчаса, наконец телефон зазвонил. Момберг бросился к нему и дрожащей рукой снял трубку.
Фру Момберг, не отрывавшая во время разговора взгляда от мужа, увидела, как он вдруг побледнел. Он не говорил почти ничего, лишь изредка — «да» и «нет». Наконец он медленно положил трубку и повернулся к ней со странно отсутствующим выражением лица.
— Ну что там? Да говори же! — не выдержала фру Момберг после того, как он несколько минут молча просидел в кресле.
Момберг вздрогнул и огляделся, словно не понимал, где находится.
— Приговор вынесен, — сказал он. — Штраф, конфискация всего сырья и изъятие патента на производство.
— Не может быть! — в смятенье воскликнула фру Момберг. — За такой пустяк?
— Все правильно, — сказал он. — Суд к таким нарушениям чрезвычайно строг. Адвокат не советует подавать апелляцию.
— Какой ужас! — теперь побледнела и фру Момберг.
Момберг не отвечал. Он сидел в кресле, безвольно и тупо уставясь в пространство.
— Ты должна возненавидеть меня, — прервал он вдруг молчание.
— Как у тебя язык поворачивается! И с какой стати?
— Я сгубил все, что у нас было. Все пропало, я конченый человек, — в отчаянье бормотал Момберг.
Фру Момберг взяла его за руку.
— Никакой ты не конченый, — сказала она. — Мы еще можем начать все сначала. Не такие уж мы старики.
Момберг только головой покачал.
19
Полиция прилагала огромные усилия, чтобы покончить с «черным рынком». Время от времени ей даже удавалось накрыть и обезвредить какого-нибудь спекулянта. Но все это были мелкие сошки; настоящие заправилы, снабжавшие «черный рынок» товаром, не попадались ни разу. Такое положение вызывало всеобщее недовольство, деятельностью полиции в последнее время пристально заинтересовалась пресса. Газеты писали, что королем «черного рынка», действующим за кулисами и держащим в руке все нити, вполне может оказаться тот или иной внешне респектабельный и честный человек. Они намекали даже, что полиция знает его имя, но пока не может собрать против него достаточно веские обвинения. Полиция все это отрицала, утверждая, что изо дня в день прилагает максимум усилий для ликвидации «черного рынка» и что недалек уже тот час, когда эта операция будет полностью завершена.
И вот однажды, поздней осенью, в газетах наконец-то появились сведения о том, что развязка близка. Полиция провела необычайно удачную акцию, в результате которой в ее сети попалась одна из крупнейших акул «черного рынка». Этот воротила был настолько беспечен, что вел точные записи своих расчетов с посредниками и даже хранил крайне компрометирующую переписку с ними. Полиция окружила это дело атмосферой чрезвычайной таинственности, но кое-какая информация все же просочилась. Говорили, например, что большинство этих закулисных деятелей носили личину вполне достойных и добропорядочных граждан, подозревать которых в темных делах никому и в голову прийти не могло, и что среди них встретилось даже несколько всем известных имен.