— Смотрите! Воины Амира! — воскликнул один из офицеров.
— Стройтесь квадратом! — закричал Жобер. — Пулеметы! Освободите пространство для пулеметов!
Он установил их по бокам, один, чтобы отбиваться от наступавших блемиев, другой, в противоположном направлении, чтобы прикрывать падре Хогана, бесстрашно пробиравшегося к башне.
Слева от них, примерно в полумиле, появилась колонна воинов Калат-Халлаки. Эхом раздался громкий клич, и два эскадрона понеслись вниз по склону бархана, пустив животных безудержным галопом. Купол монолита стал вибрировать сильнее, кровавый свет засиял ярче, и падре Хоган понял, что проблески идут в том же мощном ритме, что и сигнал, становившийся все более частым. Лицо его покрылось потом, глаза болели от постоянного мерцания — теперь настолько интенсивного, что рассеялся мрак, опустившийся на пустыню.
В эту минуту он увидел, как песок перед воинами в голубых плащах пришел в движение, словно на поверхности его шевелились тысячи чудовищных насекомых, — блемии появились со всех сторон и бросились на них, размахивая серпами из черного блестящего металла. Но воины Амира продолжали свой безумный бег, бросая на землю кувшины, свисавшие с седел. И новые всадники неслись вперед, сменяя павших, пока отряд не добрался почти до самой башни, из которой раздавался все более сильный звериный рык.
Другие два эскадрона бросились на блемиев, стреляя из ружей, бороздя песок пулями, иные спрыгивали с коней и устремлялись в дикую рукопашную схватку.
И тогда на вершине холма показались Амир и Арад, сжимая в руках зажженные факелы. Обменявшись знаками, они пустились галопом в сторону башни. И, стремительно преодолев расстояние, бросили на землю факелы, и тут же взметнулись две огненные стены, поглотившие многих блемиев и воинов Халлаки, схватившихся в свирепой битве. Пламя открыло проход до самой башни. Туда-то и бросился во весь опор Разаф, державший перед собой в седле охваченную ужасом женщину — свою жену Альтаир.
Падре Хоган продолжал идти, несмотря на чудовищную бойню, почти не веря, что он еще жив, как вдруг увидел Сельзника: тот бежал к черному проему у основания монолита, разрывая на себе одежду, обнажая кровоточащую рану, и кричал:
— Исцели меня, Господин Одиночества!
Он переступил границу красного сияния, исходившего от башни, и со стоном упал на колени, сжимая рукой рану, зашипевшую так, словно к ней приложили раскаленное железо.
Хоган обернулся и увидел, что погонщики едва справляются с напуганными верблюдами, и его обуяла сильнейшая тревога: если кабель порвется, все пропало. Он поднял с земли ружье и расстрелял всех животных. Увидев, как они рухнули на землю один за другими, священник снова двинулся к черной окружности, открывавшейся в башне.
Справа от него сквозь грохот сражения раздался крик:
— Сельзник! — И три всадника галопом понеслись вниз по склону холма, сжимая в руках сабли.
Сельзник обернулся.
— Гаррет! — воскликнул тот. — На этот раз мы будем биться до конца! — И вытащил саблю из ножен.
Звук, доносившийся из башни, превратился в громовой рык и, казалось, наполнял новыми силами тела блемиев, продолжавших возникать из песка. В это мгновение Гаррет проскакал мимо него, спрыгнул на землю, сжимая в руке саблю, и вступил в ожесточенный поединок с Сельзником: тот уже поднялся с колен и отвечал на выпады своего противника с неожиданной дикой энергией. Вся местность вокруг башни превратилась в ад из дыма, огня и криков, к которым примешивался зловещий вой блемиев. Четверо из них окружили Филиппа, неожиданно выскочив из песка, тот выхватил саблю из ножен и стал изо всех сил отбиваться. Эль-Кассем примчался к нему на помощь, уложил одного, двоих и закричал:
— Огонь! Прячься за огнем, они не осмеливаются приблизиться к нему!
Филипп пришпорил коня, осаждаемого со всех сторон, и животное галопом пустилось прочь, пока эль-Кассем, словно лев среди стаи шакалов, размахивал своей саблей, выбивая искры из черных серпов блемиев и восклицая при каждом ударе:
— Аллах Акбар! Бог велик!
Филипп направил коня на стену огня, но тот испуганно уперся и сбросил всадника. Филипп перекатился через пламя и оказался внутри прохода, вскочил и увидел перед собой Арад, вместе с Разафом поддерживавшую свою мать: та была без сознания, а они пытались завести ее внутрь сияния, окружавшего башню, чтобы этот чудесный свет изгнал сумрак из ее разума.
— Арад! — закричал он. — Арад!
Она взглянула на него ошеломленно, но не остановилась. В этот момент рев, доносившийся из башни, прорезал воздух с новой силой, словно вопль бесконечной боли, и внезапно поднялся сильнейший ветер, взметая облако густой пыли. Огонь погас, и блемии снова пошли в атаку. Филипп увидел, как сражается Амир, окруженный со всех сторон, услышал треск пулеметных очередей, но продолжал безуспешно искать Арад в густом дыму.