Развалины превратились в лабиринт, я плутал, но не мог подойти к выходу, хотя еще недавно в каждой стенке зияло по большому обвалу, в который можно пролезть.
И тут вдруг меня окружили загадочные люди, выскочившие неизвестно откуда. Глазами их нельзя было увидеть, но я чувствовал их присутствие. Они молчали, ничего не объясняя. Так продолжалось довольно долго: я бежал, они не двигались, мои ноги подкашивались, стоило только пересечь невидимую черту. Тогда я по-настоящему испугался. Еще не хватало там застрять! Но кем были эти люди?! Увы, я попал в жуткую ловушку: развалины облюбовали последователи странного эзотерического учения, обладавшего едва ли не магической силой. Они держали меня как котенка на веревочке. Отчаяние захватило, подступаясь комом в горле. Я ослаб и почти проиграл. Неужто кончено?! Выскочить невозможно!
И только тогда, наверное, поздно, вспомнил, что есть Коран, очень этому обрадовался, а через минуту проснулся. Значит, вышел! Лежал ошалевший, с открытыми глазами, все пытаясь понять свой сон. Ночь, темно, тикают часы. Горит оранжевым светом фонарь, перекрашивая цветы на подоконнике. Это было откровение? - недоуменно вопрошал я, но сомнений уже не осталось. Потом уснул. Утром как обычно наскоро собрался и поехал в университет. Троллейбус долго не приезжал, стоя на остановке, я все пытался вернуться в свой сон. Откровение или нет? Опаздывая, в суматошной лихорадке, я внезапно понял, что все уже было давно решено и нельзя ни в коем случае откладывать то, что ты наметил сделать. Стремглав взлетев в аудиторию, я не думал о том, что опоздал, а о том, что сегодня же стану мусульманином. День прошел скучно, я говорил одно, а в голове было совсем другое. Сколько можно так жить, сколько можно! Ни о Варьке, ни о родителях и "русской улице" я ни разу не вспомнил.
На переменке я зашел на кафедру и, став у окна, стал набирать номер своего школьного знакомого, практиканта в музее при Казанском кремле.
Игорь, будь другом, впусти меня на башню Сююмбике!
Никита, ты сошел с ума! Сдалась тебе эта башня! Она аварийная! И вход запрещен! Обвалится - а я отвечай!
Игорь, пойми, мне это позарез нужно, горит, понимаешь, я не могу больше ждать, не могу! У тебя же есть ключ, есть, ты говорил, впусти! Никто не узнает, мы тихонько проберемся, ночью!
Никита, что ты надумал?! Зачем тебе лезть на башню?! Лестницы ветхие, провалишься - костей не соберешь, мы сами туда не ходим несколько лет!
Игорь, прошу, я осторожно, я не упаду! Мне очень хочется взобраться! Ты ж знаешь, что для меня значит эта башня, как я ее люблю! Я умереть могу, если сегодня не влезу! Пожалей! Обещаю, ничего не сделаю, Игорек!
Игорек молчал. Видимо, он понял, насколько это для меня важно, и с трудом согласился. Хорошо, Никит. Приходи вечером, часиков в 9. Я дежурю и никого кроме меня там быть не должно. Но учти: там мыши!
Мышей я обожаю, мышечки мои крылатые!
Еще и хвостатые есть!
Ничего, прорвемся, я ж не девчонка, что мне мыши!
Ладно, приходи. Но будь готов ко всяческим неприятностям. Я к ним всегда готов, Игорь.
И выключил телефон. Я сразу успокоился, дрожь, терзавшая меня все это время, прошла. В мозгах прояснилось. Оставалось только завернуть домой после занятий, поесть, помыться, переодеться в чистые новые вещи. Родители еще не пришли, дома была только Варька. Она ехидно на меня посмотрела и спросила: ты постный суп с грибами будешь? Пришлось поесть постного супчика. Гадость поразительная! Варь, мне сейчас помыться надо - тоскливым голосом протянул я, можно? Мойся, пожалуйста, безразлично буркнула Варька, мойдодырься на здоровье.
Гудел фен, и я не слышал, как дрогнула дверь - вернулась мама. Надо бы бейсболку, негоже с непокрытой головой - подумал я, и прислушался. Варька громким шепотом рассказывала маме, что я готовлюсь к свиданию, раз так усердно отмывался. Пусть думают что угодно - плюнул я и раскрыл шкаф.
Сумасшедший! Подниматься на башню 16 века в белой рубашке! - сказал мне Игорь, когда мы встретились под кровом музея. Семнадцатого, поправил я, причем второй половины.
Держи ключи, верхолаз! Сейчас проверим, не рухнет ли лестница. Последний раз ее чинили при царе - предупреждал Игорь, а у летучих мышей настал брачный период. Они теперь особенно, я подчеркиваю, особенно агрессивны! Ты все-таки полезешь, не передумал?!
Нет, ответил я, иначе нельзя. Я мечтал об этом с детства! Дурачок! Там пыль веков! Держи фонарик! Сплошная тьма. Я на всякий пожарный прихватил свечей и зажигалку, вдруг потухнет. А рубашки другой у тебя и правду не нашлось?! Игорь, не отвлекай, а то ухнем в яму. Веди меня к Сююмбике! Игорь открыл вход в башню, и мы очутились под темными каменными сводами. Зажгли фонарик. Высветился ход на лестницу, пронизывающую башню Сююмбике до самой вершины. Туристов туда не пускали, лишь изредка по лестнице проходил один сотрудник музея - проверить степень износа. Я ждал, что старые ступеньки не выдержат. Игорь ступал с осторожностью. Я шагал размашисто, не беспокоясь о последствиях. Ну, упадем, сломаем шеи - чего переживать-то?!
Мы устали. Пятьдесят восемь метров, это вам не шутка. Ноги ныли. Когда ж, наконец, откроется верхняя площадка?! Фонарь погас. Тьфу - выругался Игорь, стой, дай зажгу свечу. Он нашарил зажигалку. Внутренности башни озарил неяркий желтый огонек. Наверху что-то зашевелилось, пискнуло, затем взмахнуло тяжелыми кожаными крыльями. Летучки, прошептал Игорь, здесь их мириады, смотри, как бы не тяпнули, они кусучие! Одна мышь напоролась прямо на свечку и с противным хохотом откинулась назад, показав острые длинные уши. Ну и мерзость - промолвил Игорь, мне аж страшно, ты посмотри, какая рожа! А они на тебя взглянули и отшатнулись, мол, ну и рожа! - сказал я. Ты мышей не обижай, она тварь полезная. Б-г в нее столько приборов вложил - и радар, и навигатор GPS, и эхолот, а ты ее, лапочку, ругаешь. Конечно, у тебя навигатор не встроен, и таскай его в кармане всю жизнь.
Ступеньки кончились. Над нами было маленькое, обложенное кирпичом окошко. Оно напоминало узкую бойницу средневековой крепости. Уже стемнело, и кусок черного неба с маленькими золотыми точками звезд смотрел на меня с высоты башни Сююмбике. Даже Игорь, парень не слишком сентиментальный, и то растрогался. Казань, говорит, чудесный вид, никогда такого не видел!
Тогда я произнес те слова, которые так много лет держал в своем сердце и только сейчас решился выговорить: ля иллаха илляЛ"лах ва Мухаммадар -Расулю Л"лах.
За транскрипцию не ручаюсь.