Примерно через полчаса за деревьями послышался знакомый гвалт. В облаке пыли мелькнула голубая рама, выплыл облепленный смуглой малышнёй многострадальный Жекин «Салют». Попетляв ещё немного возле поляны, мелкая орава бросила велик посреди дороги и куда-то умотала. Не веря своему счастью, Жека подобрал беднягу, выровнял искривившийся руль, приладил на место удочки, бидон и подспустивший мяч. Цыганского мужика на большом велосипеде видно не было, но Жека и Воробей пока не переживали — мало ли, что его там задержало.
Волосатый и кривоногий, однако же, не появился и через полчаса. Разомлевшая цыганская компания стала сворачивать свои посиделки. Тогда друзья начали что-то подозревать, но верить в страшное им всё ещё не хотелось. Превозмогая робость, они направились к смуглолицым и чернявым. Но общаться с ними там никто не хотел. Мужчины бросали что-то отрывистое и нерусское, а женщины, звеня широкими серьгами в ушах, делали вид, что Жека и Воробей разговаривают не с ними. Только одна, седая старуха, прошамкала беззубым ртом:
— Тот — он не с нами был. Мы его не знаем.
Тогда Жека и Воробей всё поняли. Они молча развернулись и побрели к дальним деревьям.
Жека вёл за руль такой невозможной ценой обретённый «Салют», и тот позвякивал на неровностях своим неуместным бестолковым звонком. Там, среди деревьев, они остановились. Воробей присел на корень. Лицо его скривилось, губы затряслись, и дальше случилось то, что случилось.
Именно в этом месте маленький несмышлёный Жека уступил управление в своей голове Жеке сорок пять плюс.
Глава 11
Что произошло тогда дальше, Жека помнил.
Было это, наверное, на год раньше, чем-то курортное лето, из которого Жека недавно вернулся в Башню. Просто, вынырнув теперь здесь, он испытал такое чувство, как будто втиснулся в одежду на пару размеров меньше, чем нужно. Вроде как тесновато было ему в маленьком этом туловище — ещё теснее, чем там, в приморском тёти-Олином городе. Потом, правда, всё быстро прошло.
А тогда… Тогда они оставили Жекин велосипед у доброго старичка во дворике лодочной станции и отправились искать цыган. И Жека с Воробьём их нашли — точнее, нашли уже знакомых цыганских детей, те собрались у поросшей густыми лопухами свалки недалеко от улицы с одноэтажными домами и швыряли там камнями по бутылкам. Завидев гостей, они повели себя неприветливо: окружили и стали орать в том духе, что это их территория и чужим здесь ходить не положено. Самые мелкие лезли драться и даже надавали Жеке с Воробьём несколько обидных поджопников. Те, что постарше, не нападали, но было понятно, что в случае чего за ними дело тоже не станет. Друзья тогда отступили — это были хоть и маленькие, но цыгане, а цыган было принято бояться.
Потерянные и опустошённые, они побрели тогда домой.
Что было Воробью за потерю братова велика, Жека не помнил, но мало тому наверняка не показалось, отец его был суров. А вот брат, когда приезжал из армии в отпуск, Жеке это хорошо запомнилось, отнёсся к случившемуся спокойно: ну украли и украли. Видимо, там в армии у него успели сильно поменяться жизненные приоритеты.
Жека шагал налегке, с ним были лишь его многолетний опыт и ещё решимость. Воробей топал рядом, он уже взял себя в руки, успокоился. Под ногами шуршала трава, а над головой синело небо тысяча девятьсот восемьдесят какого-то года. Небо было такое же, как и всегда, для неба что тридцать или сорок лет, что даже четыре тысячи — так, тьфу да и только.
Размышлялось Жеке о том некрасивом факте, что он всегда завидовал крутому велику Воробья. Он очень хотел себе такой же или хоть немного похожий. Жека собирал деньги, но большой велосипед стоил рублей семьдесят, а то и больше, насобирать эту серьёзную сумму так и не получилось. Теперь Жеке думалось: может быть, от той его неудержимой ядовитой зависти вот такое с воробьёвским великом и случилось? Мысль была на самом деле странноватая, но крутилась она в голове неотступно.
Ещё Жека опасался, как бы Воробей не заметил произошедшей с ним перемены. Всё же притворяться пацаном для взрослого мужика не так и просто. Но друг его, поглощённый свалившимся на него горем, не замечал, кажется, вообще ничего.
Неизвестно, той же самой дорогой шли Жека с Воробьём, что и тогда, десятилетия назад, или какой-то другой, но вышли они на тот же пустырь, где носились в воздухе голоса и звенело, осыпаясь под ударами прицельных камней, бутылочное стекло.
Жека рассчитывал миновать это место быстрым шагом, пройти на цыганскую улицу, не теряя здесь время — не получилось.