Зенон правил империей около 20 лет в конце V в. Он начал свою карьеру в качестве начальника особого исаврийского отряда императорской гвардии. Постепенно этот отряд занял привилегированное положение, стал главной опорой правительства. И, как часто случалось в истории Византии, после смерти императора трон перешел к предприимчивому командиру отряда Зенону. Во внутренней и внешней политике империи при Зеноне не было ничего примечательного. Как и в другие времена, Византия вела нескончаемые войны с соседями, на всей территории государства вспыхивали смуты и волнения, не затихала религиозная борьба, при дворе зрели хитрые интриги и заговоры. Правительство Зенона пыталось укрепить централизованную власть, опираясь на торгово-ремесленные круги, а еще больше — на грубую военную силу. Сам Зенон был слабым и безвольным монархом; его интересовали не государственные дела, а дорогостоящие развлечения и утехи. И погиб Зенон нелепо. По рассказам византийских писателей, он однажды напился до такого состояния, что противникам кесаря не составило большого труда убедить окружающих в его смерти. Императора заживо похоронили. Почему же сильнейшая из башен Херсонеса увековечила имя этого жалкого правителя?
Правление Зенона было ознаменовано одним положительным начинанием: при нем очень широко развернулось строительство в Константинополе и других городах Византии. Кроме того, по всей империи за счет государства ремонтируются старые и сооружаются новые оборонительные стены. По-видимому, в это время была заново перестроена и наша башня. Такое предположение имеет под собой определенную почву.
В Херсонесском музее хранится мраморная плита с надписью на древнегреческом языке: «Самодержец кесарь Зенон, благочестивый, победитель, трофееносный, величайший, присночтимый. Их благочестие, возревновав как во всех городах, так и в этом его городе, даровало выдачу денег, именно собираемых из мытницы здешнего викарата преданных баллистариев. На эти суммы, возобновляя стены во спасение этого самого города и благодарствуя, поставили мы эту надпись в вечное воспоминание их царствования. Возобновлена же башня эта трудом светлейшего комита Диогена лета 512, индикта 11-го». Текст требует некоторых пояснений. Дата, указанная в надписи, соответствует 488 г. н. э. Речь идет о выделении по приказу императора средств на строительство оборонительных сооружений. Средства эти черпаются из налогов и пошлин, поступающих в казну от самих херсонесцев.
Плита из белого мрамора, на которой вырезана надпись, обработана таким образом, что нет сомнений — она была вмурована в кладку стены или башни. Казалось бы, все ясно. Однако известный русский ученый А. Л. Бертье-Делагард посвятил ей специальную работу, которую сам же назвал «следствием»{34}.
Впервые опубликовал надпись академик П. С. Паллас, который путешествовал в 1794 г. по Крыму, осматривая и описывая памятники старины. Впоследствии он поселился в Крыму (в Симферополе) и, дополнив описание своего путешествия некоторыми новыми впечатлениями, обнародовал его в 1801 г. Среди множества других памятников Паллас приводит и нашу надпись, хранившуюся тогда у известного краеведа и ученого К. И. Габлица. А через некоторое время надпись, в точности совпадающую с нашей (вернее же говоря, ту самую), издал и француз Кузинери, который долгое время был на дипломатической службе в Турции. По словам Кузинери, он не позже 1793 г. обнаружил эту надпись в подвалах одной из мечетей в Солуни (Фессалоники) и тогда же снял с нее копию. Следовательно, если верить Кузинери, надпись не может относиться к Херсонесу, так как она была найдена в Турции и лишь потом перевезена в Крым. Но тогда как она сюда попала?
Бертье-Делагард разбирает различные предположения по этому поводу. Некоторые считали, что надпись могли привезти греки, которые, спасаясь от преследования турок, переселялись на юг России, большей частью в Крым. Однако они были выходцами с юга Балканского полуострова и с островов Эгейского моря, а не из района Солуни. И трудно понять, для чего бы стали они тащить с собой плиту с надписью, которая отнюдь не была для них святыней. Весил же камень более 300 килограммов. И, наконец, неясно, как бы этот камень, хранившийся в мечети, куда закрыт доступ христианам-грекам, мог попасть к ним в руки. Такое объяснение явно не внушает доверия.