– Но донья Мария Падилья любила дона Педро, – возразила Аисса, – а в этой стране, если человек любит, он, по-моему, волен открыто признаться в любви своему избраннику. Он выбирает вас, а не покупает, как в Африке. Я уверена, что донья Мария любила дона Педро, а я не стану любить того, кто вздумает на мне жениться.
– Разве вам, сеньора, что-либо известно о нем?
– Ну и кто же он? – живо спросила девушка.
– Вы слишком торопитесь, – заметил Мотриль.
– А вы слишком медлите с ответом, – возразила Аисса.
– Да нет. Просто я хотел напомнить вам, что донья Мария была свободной.
– Нет, не свободной, она же любила.
– Можно быть свободным и в любви.
– Каким образом?
– Разлюбить, и все.
Аисса вздрогнула, как будто услышала нечто совершенно небывалое.
– Донья Мария снова свободна, повторяю я, потому что дон Педро больше ее не любит, а она разлюбила его.
Аисса изумленно посмотрела на него.
– Теперь вы сами понимаете, Аисса, – продолжал мавр, – что они не были в браке, но все-таки наслаждались своей знатностью и богатством, которое приносят высокое положение и связи со знатными особами.
– Так к чему же вы клоните? – вскричала Аисса, внезапно все поняв.
– К тому, что вы уже и без меня поняли, – сказал Мотриль.
– Нет, говорите.
– Один знатный сеньор…
– Уж не король ли?
– Сам король, сеньора, – поклонившись, ответил Мотриль.
– Думает предложить мне место, которое освободила Мария Падилья?
– И свою корону.
– Как Марии Падилье?
– Донья Мария добилась лишь того, что ей пообещали корону. Но более молодая и красивая, более умная женщина смогла бы эту корону получить.
– А что же будет с доньей Марией, которую король разлюбил? – задумчиво спросила девушка, перестав быстро перебирать тонкими пальцами оправленные в золото бусинки четок из дерева сабур.[144]
– Ничего, она нашла новое счастье, – ответил Мотриль, притворившись, будто это ему безразлично. – Одни говорят, что она испугалась войн, в которые ввязался король; другие утверждают, что более вероятно, будто, полюбив другого, она выйдет за него замуж.
– Кто этот человек? – спросила Аисса.
– Рыцарь с Запада, – сказал Мотриль.
Аиссу захватили мечты, потому что коварные слова Мотриля с какой-то волшебной силой показали ей то тихое будущее счастье, о котором она думала, но по незнанию или из робости не смела приподнять завесу, скрывавшую его.
– Ах, неужели люди так говорят? – с восторгом спросила Аисса.
– Конечно, – подтвердил Мотриль, – и даже прибавляют, что, став снова свободной, она воскликнула: «Как я рада, что отправилась на поиски короля и нашла свое счастье, ведь эти поиски заставили меня выйти из безмолвного дома на яркое солнце и увидеть мою любовь».
– Это хорошо, – рассеянно заметила девушка.
– Разумеется, не в гареме или монастыре Мария Падилья нашла бы ту радость, что выпала на ее долю.
– Вы правы, – вздохнула Аисса.
– Поэтому для вашего же счастья, Аисса, вы должны выслушать короля.
– Но король даст мне время подумать, не правда ли?
– Он даст вам столько времени, сколько вы пожелаете и сколько его требуется столь знатной девушке, как вы. Правда, король сейчас огорчен и раздражен из-за своих бед. Ваши слова, Аисса, когда вы этого хотите, вносят кротость в сердца, поговорите же с королем. Дон Педро – великий король, чьи чувства необходимо щадить, а желания – разжигать.
– Я выслушаю короля, сеньор, – согласилась девушка. «Прекрасно! – подумал Мотриль. – Я был уверен, что честолюбие заговорит, если молчит любовь. Она так влюблена в своего французского рыцаря, что не упустит эту возможность вновь увидеть его; сейчас она ради возлюбленного жертвует монархом, потом мне, наверное, придется следить за тем, чтобы она ради монарха не принесла бы в жертву возлюбленного».
– Значит, вы не отказываетесь встретиться с королем, донья Аисса?
– Я буду почтительной служанкой его светлости, – ответила девушка.
– Этого не требуется, ибо прошу вас не забывать, что вы равны королю. Хотя ваше смирение не должно быть выше гордости. Прощайте, я иду передать королю, что вы изъявили согласие присутствовать на серенаде,[145] которую каждый вечер дают в честь дона Педро. Там будет весь двор, много иностранцев. До свидания, донья Аисса.
«Может быть, среди этих знатных иностранцев я увижу Аженора», – прошептала про себя Аисса.
Дон Педро, мужчина сильных и бурных страстей, словно неискушенный юноша, покраснел от радости, когда вечером увидел, как в блестящей, расшитой золотом мантилье на балкон вышла прекрасная мавританка, с черными глазами и нежной кожей; с этой незнакомкой не могла соперничать ни одни из женщин, до сегодня считавшихся в Сеговии первыми красавицами.
Аисса казалась королевой, привыкшей принимать комплименты королей. Она не опускала глаз и часто, отыскав его взглядом среди гостей, пристально смотрела на него; на протяжении вечера король не раз оставлял своих мудрейших советников и придворных красавиц, чтобы подойти к Аиссе и тихо побеседовать с девушкой, которая говорила с ним, нисколько не волнуясь и не смущаясь, хотя и с едва уловимой рассеянностью, ибо ее мысли блуждали далеко отсюда.
Провожая Аиссу до носилок, дон Педро вел ее за руку, а потом, идя рядом с ними, продолжал беседовать с девушкой через шелковые шторы.
Всю ночь придворные судачили о новой фаворитке, которую король намеревался ввести ко двору; перед отходом ко сну дон Педро объявил, что поручает ведение переговоров и выплату денег войскам своему первому министру Мотрилю, командиру маврских отрядов, находящихся на королевской службе.
XIII. О чем беседовали Аженор и Мюзарон, проезжая в горах Арасены
Мы уже знаем, что, получив приказ нового короля Кастилии, Молеон и его оруженосец светлой лунной ночью отправились в дорогу.
Ничто на свете не могло порадовать сердце Мюзарона сильнее, чем неумолчный перезвон нескольких экю, что перекатывались в недрах его бездонного кожаного кармана; но в этот день сердце достойного оруженосца веселило не жалкое звяканье пары монеток, а радовал густой звук сотни полновесных флоринов, которые приплясывали в мешочке, стремясь потеснее прижаться друг к другу; посему радость Мюзарона была и полной и звонкой.
Уже в те времена из Бургоса в Сеговию была проложена прекрасная дорога, но именно из-за ее оживленности и красоты Молеон подумал, что было бы неосторожно следовать этим прямым путем. Поэтому, как истинный беарнец, он бросился в сьерру, проезжая через живописные отроги – они заросли цветами и мхом – каменистого западного склона, что тянется от Коимбры до Туделы, словно складка, созданная самой природой.
В первые же часы поездки Мюзарон, который с помощью своих экю надеялся провести время в дороге в свое удовольствие, испытал сильное разочарование. Если люди в городах и на равнине под двойным нажимом дона Педро и дона Энрике лишились своих богатств, то с горцев, которые никогда не были зажиточными, взять вообще было нечего. Поэтому наши путешественники – они были вынуждены обходиться козьим молоком, грубым простым вином, ячменным хлебом – очень скоро стали сожалеть об опасностях равнины, которые были связаны с жареным козленком, ольей-подридой[146] и добрым, выдержанным в бурдюках вином.
Вот почему Мюзарон и начал горько сетовать на то, что ему не попадается враг, с которым он мог бы сразиться.
144
Одно из названий алоэ. Собственно сабур – выпаренный сок листьев алоэ, употребляемых с лекарственными целями.
145
То есть на вечернем концерте (от итал. serenata). У народов юга Европы серенады обычно устраивались на открытом воздухе под окнами человека, которому хотели оказать особое уважение и внимание.