— Значит с Русланом ты давно знакома. Странно, мне он о тебе ничего не рассказывал.
— Мне о тебе тоже.
— Ну это понятно, меня в стране два года не было, до этого я еще год в Москве жил практически, иногда приезжал по делам. Серьезно у вас с ним?
— У нас вообще не серьезно. С чего ты взял, что у нас отношения?
— Даже так? Может ты не знаешь чего-то?
— В смысле? Чего не знаю?
— Просто так девушку не защищают, не просят присмотреть и не говорят, что она «своя».
— Своя? Это он так сказал? — это удивляет и греет душу, что всё-таки он помогает мне не по приказу своего «хозяина», что правда небезразлична.
— Именно. Я сначала не врубался. Потом, когда ты про отца сказала, подумал, может ты из наших, в смысле из своих, детдомовская. Но и тут что-то не клеится.
— Я не его девушка. Мы вообще врагами были. Точнее, я думала, что он мне враг… А оказалось, помог мне, защитил, когда некому было. В общем, захочет, сам расскажет.
— А ты? Не хочешь? Рассказать…
— Я не знаю тебя. Извини.
Глава 6
В комнату ухожу, не убрав со стола, не помыв посуду и больше ни слова не сказав хозяину квартиры. Конечно, я не хочу рассказывать весь тот кошмар, случившийся в мае, когда мне исполнилось восемнадцать. Этот прошаренный подонок, видимо, только и ждал удобного момента.
Мой мир рухнул в марте две тысячи седьмого, когда не стало папы. Командировки на Северный Кавказ были и ранее, но эта стала последней. Он должен был вернуться к моему семнадцатилетию, но вернулся раньше… «грузом 200» в цинковом гробу.
Огромная болючая дыра разрывала грудь, не давая нормально дышать, нормально воспринимать реальность. Все слёзы были выплаканы, все повседневные действия были на автомате. Первое время приходила Настя, рассказывала, как дела в школе, но я её не слушала, потом и она перестала приходить. Меня никто не трогал, не дёргал, мне дали прожить это самостоятельно.
Даже не вспомню тот момент, когда и как в нашу семью вписался он – дядя Юра, сослуживец отца и друг семьи. Да, я помню, что страшную новость мы с мамой узнали от него. Он занимался организацией похорон, постоянно присутствовал у нас дома и помогал во всём.
Однажды я будто очнулась, вынырнула из своего горя и поняла, что он живёт у нас. Живёт! Он ест у нас, мама гладит его форму, он уходит на работу от нас, он спит с моей мамой! В спальне и на кровати, где они с папой… Еще двух месяцев не прошло после случившегося! Как так можно?! Ведь это папа! Ведь у дяди Юры своя семья, сын и дочь моя ровесница.
Меня переполнял гнев, злость, стыд! Мне казалось я предаю отца, раз позволяю происходить тому, что происходит. В один день всё высказала маме, и получила первую в жизни пощечину. Мою мать будто подменили. Тогда-то она и сообщила, что я могу забыть о Питере, куда планировала поступать на дизайнера. На зарплату фармацевта она не потянет моё обучение и проживание в другом городе.
Хотя, я знала, что деньги на мою учебу папа откладывал, но озвучить этого не успела, мать обвинила меня в смерти отца: «Это всё ты! Со своими замашками! Это из-за тебя отец из кожи вон лез и поехал туда, что б ты могла учиться в Архитектурном! Из-за тебя! Всё из-за тебя!». Её словесный поток остановил дядя Юра, но легче мне от этого не стало.
Мне было противно и тошно находиться с ними в оной квартире. По выходным часто уезжала к бабушке в пригород. Потом были экзамены, которые я сдала каким-то чудом. На выпускной не пошла. Какое может быть веселье и радость от вступления в так называемую взрослую жизнь, когда вся эта жизнь рухнула?
Даже на вручении аттестатов никого не было, мама не смогла поменяться, у бабушки давление. В отличии от моих одноклассниц на мне не было праздничного платья, обычная черная юбка и белая блузка – единственное светлое пятно из гардероба, появившееся на мне после похорон.
Затем вызвала такси и поехала к папе… на кладбище. Он бы точно радовался за меня и обязательно что-нибудь придумал. С мучительной тоской рассматриваю портрет отца среди искусственных венков. Кто-то успел натянуть по низу веревочку, намечающую границы будущей ограды, и вкопать лавочку со столиком, на котором лежит мой аттестат о среднем общем образовании. В глазах рябит от слёз. Не все ещё выплакала.