Подскакиваю от сильного грохота и женского вскрика. Темно. Не сразу понимаю где я есть. Осознав кому может принадлежать этот крик, несусь в спальню, врубаю свет. Кажется, слышно, как наши сердца барабанят в полупустой комнате. Моё понятно, от страха за неё, а её от чего?
— Всё в порядке?
— Я… да. Просто темно, не сразу сориентировалась и… воду уронила. — показывает на бутылку, лежащую на полу.
Разглядываю её в моей футболке с надписью «Vancouver», которая ей как платье, джинсы… джинсы? Она спала в джинсах? Серьезно? Ничего не давит там? Останавливаю взгляд на уровне ягодиц, где касается футболки ровный срез волос. Они, будто укороченная мантия с капюшоном, покрывают щеки, шею, плечи, локти, немного растрепанные, но это настолько необычно и красиво, что я забываю зачем здесь.
Ноздри щекочет запах клубники, во рту собирается слюна, подхожу ближе, она отступает назад, наклоняюсь поднять бутылку, наливаю в бокал воду, протягиваю. В её глазах страх, пальцы дрожат. Температура?
— Как твоя рана?
— Нормально. Простите, что разбудила. Я постараюсь быть тише.
Ничего не ответив, выхожу из комнаты, вырубив свет.
— А можно не выключать? — робкая просьба.
— Спать со светом? — кивает. — Давай я оставлю свет в коридоре, дверь открыта, будет достаточно светло, что б не наткнуться на что-либо. — безмолвно соглашается.
Время три часа ночи. Сна ни в одном глазу. Лежу на спине по диагонали, поскольку мой рост не позволяет по-другому разместиться на этой софе. В полутьме рассматриваю высокие своды потолков, старые цветастые обои, деревянные стеллажи с книгами, угадывая в них знакомые корешки.
Единственная комната, в которой всё осталось так как было. Шикарная «Сталинка» в центре города: восемьдесят пять квадратов, изолированные комнаты, отличная звукоизоляция, широкие подоконники, раздельный санузел, два балкона. Некоторые недоумевают, почему я её не продам? А учитывая, что она стояла два года, сумма за одно только отопление набежала приличная. Не то что бы она меня напрягала, но, если б я жил в другой квартире, можно было хорошо сэкономить.
Наверное, держусь за неё, как за что-то очень дорогое, очень памятное в моей жизни, как за последнее, что осталось от той хорошей жизни. Квартира досталась мне от матери, а ей от её деда с бабкой, которых я никогда не видел, впрочем, как не видел и своих бабку с дедом.
Свою небольшую родословную знаю лишь из рассказов соседки. Прабабка была известная в нашем городе врач, профессор акушерства и гинекологии в местном медицинском университете. Прадед был хирургом. Со слов Риммы Яковлевны их единственная дочь (моя бабка) погибла в автомобильной аварии вместе со своим мужем (моим дедом), удалось спасти лишь маленькую внучку – мою маму. Но умерли они тоже рано, оставив мою мать еще несовершеннолетней. Она тоже хотела быть врачом, готовилась поступать в медицинский, а после смерти своих опекунов чуть не попала в интернат.
Спасибо связям Риммы Яковлевны, которая взяла опеку над моей матерью, а эта квартира превратилась в коммуналку, комнаты пришлось сдавать, чтобы на что-то жить. Одним из таких квартирантов был мой отец, потом появился я.
Какая ирония судьбы… через время снова авария, где выжили все кроме моей беременной матери. Мне было девять, когда её не стало. А через год я сам попал в интернат. При живом отце! Ненавижу те времена, но это хорошая школа жизни, которая многому меня научила, а еще наградила другом, который, я точно знаю, не предаст.
Нащупываю телефон, набираю Руса, отключен. Ситуация стандартная, но всё равно переживаю. К тому же у меня куча вопросов, на которые очень бы хотелось знать ответы.
Сердечно благодарю Вас, милые читатели, за теплое приветствие, за обратную связь.
Ваши звездочки и комментарии радуют и вдохновляют!
Глава 4
Проснулась от жгучей боли где-то выше поясницы и повернулась обратно на правую сторону. Разлепив глаза, тут же сощурилась от яркого света, бившего из окна в пол, на котором совсем не было штор. Оглядев напротив голую стену песочного цвета, медленно перевернулась на спину, что б хоть как-то размять затекшее тело.