Близилась Лурлиниана, и из чуланов были извлечены старые украшения, с которых почти полностью облезла позолота. Дети весь день развешивали под потолком игрушки, достаточно низко, чтобы неосторожный взрослый стукнулся о них головой. Манек и Иржи раздобыли пилу и без разрешения отправились за ворота разыскивать подходящую ель. Нор осталась вместе с Лестаром и принялась обследовать пустовавшую комнату тетушки ведьмы. Она нашла листы бумаги, на которых тут же намалевала сцены из местной жизни. Лестар сказал, — что не умеет рисовать, и куда-то ушел — видимо, чтобы не попадаться на глаза Манеку и Иржи. Все было тихо в замке, пока вдруг внизу, на кухне, не загромыхали медные кастрюли. Нор побежала смотреть. Вскоре из своего убежища появился и Лестар.
Виновником переполоха оказался подросший Уорра. Он как полоумный носился по кухне и забрался на висящую над столом вешалку для посуды, а сестры, пекшие имбирное печенье, кидали в него кусками теста.
— Как он сюда попал? — удивилась Нор.
— Заберите его отсюда! Лестар, позови его! — крикнула Вторая, хотя у Лестара было не больше влияния на обезьяну, чем у сестер.
Уорра перескочил на шкаф, оттуда — на другой, с сухофруктами, где, открыв верхний ящик, нашел драгоценный запас изюма и начал огромными пригоршнями запихивать его себе в рот.
— Несите скорее лестницу из коридора, — крикнула Шестая двум сестрам. Когда стремянку притащили, баламут уже снова качался на вешалке над столом, кружась на ней, как на карусели.
Тогда решили пойти на хитрость. Четвертая отрезала кусок дыни и положила его в миску на столе, а Третья и Пятая сняли фартуки, приготовившись навалиться на обезьяну, когда та спустится. Уорра, свесившись с вешалки, жадно рассматривал новое лакомство, когда дверь распахнулась, и в кухню ворвалась Бастинда.
— Что происходит, что за шум? — воскликнула она. — Вы свои мысли-то слышите?
И тут же увидела Уорру, внезапно понурого и виноватого, и сестер, изготовившихся ловить его белыми от муки фартуками.
— Это еще что такое?! — вскричала она.
— Не надо кричать, — холодно заметила Вторая, но фартук опустила.
— Что здесь происходит? — уже спокойнее повторила Бастинда. — Что вам сделал несчастный зверь? У вас вид как у моего Килиджоя — будто вы его растерзать готовы. Аж побелели от злости.
— Скорее от муки, — сказала Пятая, и сестры захихикали.
— Бездушные дикарки! Уорра, иди сюда. Иди, кому говорят! Хорошо, что вы не замужем, а то нарожали бы на свет новых варваров. Не смейте трогать обезьяну, слышите? Как он вообще выбрался из моей комнаты? Дверь была закрыта, я разговаривала с вашей сестрой в Солнечной комнате.
— Ой, — Нор вдруг вспомнила. — Тетушка, простите, пожалуйста. Это мы, наверное…
— Вы? — Бастинда обернулась и пристально посмотрела на девочку, как будто впервые ее заметила. — Зачем вы влезли в мою спальню?
От ее взгляда Нор отпрянула и вжалась в дверь погреба.
— За бумагой, — пролепетала она и в отчаянной попытке исправиться добавила: — Я нарисовала всем картинки — хотите покажу? Пойдемте.
Бастинда с обезьяной за руку проследовала за девочкой в коридор, где гуляли сквозняки и кружили листьями бумаги, раскиданными по каменному полу. Сестры тоже вышли, держась на безопасном расстоянии.
— Это моя бумага, — очень тихо сказала Бастинда после долгого молчания. — Я не разрешала тебе ее брать. Видишь, здесь даже слова написаны. Ты хоть знаешь, что такое слова?
— Конечно, знаю! — презрительно сказана Нор. — Что ж я, по-вашему, совсем дурочка?
— Не трогай больше мои вещи, — сказала Бастинда и, подобрав листки, взбежала по лестнице. Было слышно, как за ней хлопнула дверь.
— Ну, пострелята, кто хочет помочь нам лепить печенья? — спросила Вторая, довольная, что все обошлось. — А коридор-то как наряжен! Вот Принелла с Лурлиной обрадуются!
Лестар и Нор вернулись на кухню и стали лепить из теста человечков, ворон, обезьянок и собак. Вот только пчелы не получались, они были слишком маленькие. Потом пришли Иржи и Манек, запорошенные снегом и усыпанные зелеными иголками. Мальчики присоединились к лепке, но стали делать неприличные фигурки, над которыми громко смеялись, но младшим не показывали, а прямо сырыми засовывали в рот, чем всем надоели.
Как только дети проснулись, то первым делом побежали вниз проверять, приходили ли ночью Лурлина с Принеллой. В главном зале стояла плетеная корзина с золотисто-зеленой ленточкой (эту корзину и эту ленточку они видели вот уже много лет), а в корзине лежали три цветные коробочки. В каждой были апельсин, кукла, несколько мраморных шариков и печенье в виде мышки.
— А где моя? — спросил Лестар.
— Не знаю, твоего имени нигде нет, — сказал Иржи. — Вот видишь, написано «Иржи», «Манек», «Нор». Твою Принелла, наверное, оставила в твоем прежнем доме. Где у тебя дом?
— Не зна-аю, — захныкал Лестар.
— Хочешь я дам тебе хвостик моей мышки, — щедро предложила Нор. — Но только хвостик. Для этого ты должен сказать: «Дай мне, пожалуйста, хвостик своей мышки».
— Дай мне, пожалуйста, хвостик своей мышки, — сквозь всхлипывания невнятно произнес Лестар.
— …И я обещаю во всем тебя слушаться.
Лестар повторил. Наконец вручение хвостика состоялось. От стыда Лестар не упомянул никому из взрослых, что Принелла его забыла, а Сарима с сестрами этого даже не заметили.
Бастинда не показывалась на глаза, передав через Лестара, что болеет, хочет несколько дней провести в одиночестве и просит не беспокоить ее ни посещениями, ни едой, ни шумом.
Поэтому когда Сарима ушла в часовню помянуть мужа, сестры и дети принялись горланить праздничные песни во весь голос.