— Хитра, спасу нет, — заключила старуха. — Шиз хорошо ее воспитал. Она теперь крепко стоит на своих ногах.
От слова «воспитал» холодок пробежал по спине Бастинды. Возможно ли, что Гингема все еще подчиняется чарам мадам Виллины, наложенным еще тогда, в Крук-хале? Не пешка ли она в руках Гудвина или этой подлой интриганки? Понимает ли, что и зачем делает? И уж если на то пошло, не стала ли сама Бастинда игрушкой в руках высшего зла?
Воспоминания о директрисе и ее страшных предложениях вернулись к Бастинде сразу после спасения Лестара. Когда мальчик пришел в себя и его стали расспрашивать, как он попал в колодец, Лестар отвечал только: «Меня позвала рыба». В глубине души Бастинда знала, что виноват злодей Манек, всю зиму открыто тиранивший нового приятеля. Она не жалела о смерти Манека, хоть тот и был сыном ее любимого. Мучителям одна дорога. Но от следующих слов Лестара она чуть не задохнулась.
— Это была волшебная рыба. Она сказала, что Фьеро мой отец, Иржи и Манек мои братья, а Нор — сестра.
— Милый мальчик, рыбы не разговаривают, — поспешила вмешаться Сарима. — Тебе просто почудилось. Ты слишком долго пробыл под водой.
Бастинда с грустной нежностью посмотрела на Лестара. Кто он такой, этот мальчуган? Нет, откуда он взялся, она худо-бедно знала, но вот кто он, как-то раньше не задумывалась. Тетушка гостья нагнулась и положила руку ему на плечо. Непривычный к ласкам, он вздрогнул и отвернулся. Бастинде стало горько.
— Хочешь посмотреть на мою ручную мышку? — спросила Нор, которая особенно сблизилась с Лестаром во время его выздоровления. Мальчик предпочитал компанию сверстников расспросам взрослых, и больше от него так и не удалось ничего добиться. Лестар почти не изменился после своего чудесного спасения, разве что со смертью Манека беззаботнее бегал по замку.
А Сарима пристально посмотрела на Бастинду. Казалось, час освобождения близок. Но княгиня только тряхнула головой и сказала:
— Какая нелепая мысль — вообразить, будто Фьеро его отец. У моего мужа не было ни грамма лишнего жира — а посмотрите на этого тюфяка.
Поставленные перед Бастиндой условия запрещали ей возвращаться к разговору о Фьеро, поэтому она только молча смотрела на Сариму, мысленно внушая ей смириться с фактами. Но арджиканская княгиня не желала.
— И кто тогда его мать? — продолжала она, теребя воротник. — Нет, это немыслимо.
Бастинда впервые пожалела, что кожа у Лестара хоть чуточку не зеленая.
Сарима ушла оплакивать мужа и младшего сына. А Бастинда осталась все той же: невольной предательницей, изгнанной монтией, беспомощной матерью и неудачливой революционеркой.
Вот тогда она и начала размышлять, могла ли в колодце жить говорящая Рыба, которая рассказала бы Лестару всю правду. Или это ненавистная мадам Виллина обернулась золотым карпом, заплыла в ледяное горное озеро и шпионит за ней? Много раз Бастинда спускалась в подвал и заглядывала в колодец, но таинственная Рыба так и не показалась.
— Крепко стоит на ногах, значит? — повторила Бастинда, вернувшись из воспоминаний в сад к няне, обсасывающей конфету.
— Вот-вот, — прошамкала няня. — И теперь ее не нужно поддерживать — ни в прямом, ни в переносном смысле: Она сама стоит, встает, садится.
— Без рук-то? — удивилась Бастинда. — Поверить не могу.
— Честное слово. Помнишь те красивые башмачки, которые подарил ей Фрек?
Еще бы! Изумительные башмачки. Знак отцовской любви к младшей дочери, желание подчеркнуть ее красоту и отвлечь внимание от уродства.
— Ну так вот. Стелла Ардуэнская — ее-то не забыла? Кстати, она вышла за лорда Чафри и прилично подурнела. В общем, приехала она пару лет назад к нам в Кольвенский замок. Ну, понятное дело, стали они с Гингой вспоминать былые дни. Так Стелла возьми, да и заколдуй башмачки. Уж не знаю как — в колдовстве я не сильна, — только теперь Гинга и садится, и встает, и ходит — и все сама. С башмачками не расстается ни на минуту; говорит, они придают ей добродетели, хотя уж чего у нее и так хоть отбавляй… — Няня вздохнула. — Поэтому я и поехала тебя искать. Волшебные башмачки лишили меня работы.
— Пора бы уж, — сказала Бастинда. — Ты давно заслужила отдых, чтобы сидеть где-нибудь в саду да смотреть на солнышко. Хочешь, оставайся здесь со мной.
— Будто это твой дом, — проворчала старуха.
— Так и есть. Пока меня отсюда не отпустят — это и мой дом тоже.
Няня, заслонившись рукой от солнца, всматривалась вдаль, в горы, которые в полуденном свете походили на отполированные рога.
— Просто удивительно, во что вы с сестрой превратились. Одна — ведьма, вторая будто святая во плоти. Кто бы мог подумать в те давние грязные годы, когда мы шастали по болотам? Но я еще вот что у тебя не спросила. Кем тебе приходится Лестар? Сыном?