— Как-то это не очень красиво, — заметила Гингема.
— Не очень красиво? — вскричала Бастинда. — Да уж, Гинги, прямо скажем, совсем некрасиво!
— Ну, здесь вы судья, госпожа, вам и решать, — сказала старуха. — Что вы посоветуете?
— Я действительно могла бы заколдовать его топор, чтобы он отскочил от дерева и отрубил ему… ну, скажем, руку, — задумчиво произнесла Гингема. — Калеки не так желанны для противоположного пола — это я точно знаю.
— Годится, — охотно согласилась старуха. — Только если это не сработает, обещайте, что поможете мне снова за прежнюю плату. Корова с Овцами — это все-таки немаленькая цена.
— Ты что, колдуешь? — изумилась Бастинда. — Это ты-то? Поверить не могу!
— Ничто не возбраняет праведнику творить чудеса во славу Господа, — невозмутимо ответила Гингема. — Покажите мне топор, раз уж принесли.
Старуха положила топор на пол, и Гингема опустилась возле него на колени. Странно, даже жутко было смотреть, как ее узкое безрукое тело, не теряя равновесия, нагнулось над топором, а потом, когда заклятие было наложено, самостоятельно выпрямилось. «Ничего себе башмачки! — с завистью подумала Бастинда. — Сколько же силы должно быть у Стеллы, чтобы так их заколдовать? А ведь когда-то она казалась всего лишь разодетой куклой. Или сила в башмачках взялась от отцовской любви к Гинге? Или от сочетания того и другого? А Гинга-то хороша! Навешала папе лапшу на уши, а сама колдует, как бы она это ни называла!
— Ну, ты и ведьма! — не удержалась Бастинда, когда старуха стала благодарить Гингему.
— Теперь пойду за Зверями, — говорила осчастливленная бабка. — Они у меня привязаны в городе.
— Звери? Привязаны?! — гневно воскликнула Бастинда.
— Благодарю вас, достопочтенная правительница Запада, — продолжала старуха, не обращая внимания на Бастинду. — Или, может, прикажете звать вас Западной ведьмой?
Она улыбнулась во весь зубастый рот и, закинув топор на плечо, точно заправский лесоруб, зашагала к выходу.
Гингему ждали новые дела, и Бастинда отправилась разыскивать Зверей. Она ходила по скотному двору, пока не нашла работника, который указал ей на двух овец и корову. Они стояли, отвернувшись к разным стенам аккуратного загона, и жевали солому, глядя перед собой бессмысленными глазами.
— Это вас только что привела старая карга? — спросила Бастинда.
Корова оглянулась, удивленная, что к ней обращаются. Овцы, казалось, даже не поняли, о чем их спрашивают.
— Мясо выбираете? — мрачно спросила Корова.
— Я недавно из Винкуса, где почти нет Зверей, — объяснила Бастинда. — А раньше я боролась за пересмотр Звериных прав. Я совсем не знаю, каково вам сейчас среди жевунов. Не расскажете?
— Занимайтесь-ка вы лучше своим делом, вот что я вам скажу, — ответила Корова.
— А вы, Овцы, что скажете?
— Ничего они не скажут. Они разучились говорить.
— Они что — стали овцами? Такое бывает?
— Разве когда вы слышите, что кто-то из людей превратился в свинью или ведет растительное существование, вы это воспринимаете буквально? Овцы не превращаются в овец — они становятся немыми Овцами. И вообще мы их обсуждаем, а они даже не понимают. Нехорошо.
— Да, конечно. Прошу прощения, — сказала она Овцам, и одна из них печально моргнула. — Я бы предпочла называть вас по имени, если позволите, — обратилась она к Корове.
— Зачем? — вздохнула Корова. — Какая мне теперь от него польза? Нет уж, лучше обойдемся без имени.
— Понимаю, — кивнула Бастинда. — Я тоже оставила прежнее имя и зовусь теперь просто.
— Ваша светлость? Это вы? — Из-под губы у Коровы потянулась вязкая слюна. — Какая честь! Так вы сами зовете себя ведьмой? Я-то думала, вам придумали злое прозвище: Западная ведьма.
— М-м… нет, не совсем. Я не герцогиня, а ее сестра. Восточная ведьма, получается. — Бастинда усмехнулась. — Вот, оказывается, как Гингу здесь любят.
— Простите, я не хотела никого обидеть, — поспешила исправиться Корова. — Надо было мне не языком трепать, а жевать свое сено. Я сегодня сама не своя: нас продали в обмен на колдовское заклятие. Да-да, я все слышала, я пока еще понимаю человеческую речь. Подумать только, меня использовали, чтобы навлечь беду на добродушного парня, который и мухи не обидит! Можно ли пасть ниже?
— Я пришла вас освободить, — сказала Бастинда.
— С чьего это разрешения? — недоверчиво мыкнула Корова.
— Я же говорю: я сестра здешней правительницы. Западной ведьмы. У меня есть полное право вернуть вам свободу.
— И куда мы пойдем? — поинтересовалась Корова. — Что будем делать? Нас тут же изловят и опять посадят на веревку. От мерзких вездесущих двуногих разве скроешься? Кто нас защитит? Гудвин превратил нас в рабов, а ваша сиятельная сестра проповедует нам смирение и послушание.
— Вы совсем раскисли, — сказала Бастинда.
— Раскиснешь тут. — Корова усмехнулась. — Мое вымя болит от ежедневного дерганья, меня доят по нескольку раз на день. А уж когда на тебя залазит огромный… а, ладно, чего там. Но самое страшное — это то, что моих теляток откармливали молоком, а потом убивали на мясо. Я слышала их предсмертные крики, никто не счел нужным хотя бы куда-нибудь меня увести.
Ее голос сорвался, и она отвернулась. Овцы подошли и молча прижались к ней с обеих сторон.
— Вы даже представить себе не можете, как мне стыдно и как мне вас жаль. Давно еще, когда я училась в Шизском университете, я работала с профессором Дилламондом — вы о нем слышали? Я тогда ездила к самому Гудвину и требовала, чтобы он относился к Зверям по-человечески.
— Гудвин! — презрительно сказала Корова, совладав с собой. — Где ему до нас снизойти! И знаете, я устала от разговоров. Все вы добрые, пока вам ничего от нас не надо. Подозреваю, что герцогиня Тропп собирается включить нас в какое-нибудь религиозное шествие. Повязать на нас ленточки или что-то в этом духе. А чем это кончится, мы все хорошо знаем.
— Вы ошибаетесь! Я вас уверяю. Гинга — строгая униатка, а униаты не приносят кровавых жертв.
— Времена меняются, — сказала Корова. — К тому же ей надо успокаивать полуграмотный народ. Что может быть лучше ритуального убийства?
— Но как вообще дошло до всего этого? — спросила Бастинда. — Манчкиния — аграрная страна. Вас должны по крайней мере уважать.
— О, объяснений масса. В неволе появляется столько времени для размышлений. Немало я слышала теорий, связывающих распространение идолопоклонства с механизацией производства и уменьшением роли Зверей как рабочей силы. Может, мы и не могли свернуть горы, но всегда были трудолюбивыми работниками. А когда отпала нужда в нашем труде, тогда постепенно мы перестали быть нужны обществу. Вот вам логичное объяснение. Мне, правда, кажется, что все страшнее, что в нашей земле поселилось истинное зло. Гудвин подает пример, а народ следует за ним, как стадо овец. Простите, мои хорошие, — она повернулась к соседкам по загону. — Оговорилась.
Бастинда распахнула калитку.
— Выходите, вы свободны! Можете распоряжаться свободой, как хотите. Но если останетесь, пеняйте на себя.
— А если выйдем, на кого нам пенять? Думаете, если ведьма заколдовала топор, чтобы разделаться с человеком, то она остановится перед парой Овец и старой надоедливой Коровой?
— Но может, это ваша последняя возможность! — вскричала Бастинда.
Корова нехотя вышла; Овцы тоже.
— Нас вернут, вот увидите, и пусть это будет вам уроком. Попомните мои слова: года не пройдет, как вам преподнесут мое мясо на лучшем гилликинскои фарфоре. Чтоб вы подавились, — промычала она и, разгоняя мух хвостом, поплелась прочь.