— По Гудвину этого не скажешь, — заметила ведьма.
— Зато по мадам Виллине — вполне. Так мне в последнем письме писала Шеньшень.
— Правда?
— Да, — поддержал Кокус. — Хотя она и из своей койки продолжает наушничать Гудвину. Даже странно, что Стелла послала Элли в Изумрудный город, а не в Шиз, учиться у Виллина.
Ведьма попыталась представить Элли студенткой, но вместо этого перед глазами появилась согнутая фигурка Нор, а с ней и других девушек, тоже в ошейниках и цепях, которые закружились над мадам Виллина.
— Басти, что с тобой? Тебе плохо? — встревожился Кокус. — Сядь. Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Помнится, ты не слишком ладила с Гингой?
Но ведьма не хотела ни говорить, ни думать о сестре.
— Элли — некрасивое имя, тебе не кажется? — спросила она, опустившись на стул.
— Да вроде ничего, — пожал плечами Кокус. — Вообще-то мы с ней даже говорили об этом. Оказывается, также зовут какую-то знаменитую правительницу в их землях. Школьная учительница объяснила ей что ее имя означает «дарящая богу».
— Очень кстати! Пусть вместо дара богу вернет мне башмачки. И что только такая маленькая девчонка может подарить богу? Если конечно сама не богиня? Что это с тобой? Ты ведь никогда не был суеверным.
— Ничего я такого не думаю, просто обсуждаю происхождение слов, — примирительно сказал Кокус. — Про богов пусть выясняют те, кто умнее меня. Но мне кажется любопытным, что имя именно этой девочки такое же, как имя их Принцессы.
— А на мой взгляд, она святая, — вставила Мила. — Святая, как и любой ребенок. Рыжик, а ну кыш от лимонного пирога, а то так всыплю, что навек запомнишь! Элли напомнила мне о нашей маленькой Принцессе: та тоже могла бы такой стать, а может, еще и станет, если очнется от колдовского сна.
— Только послушайте ее! — фыркнула ведьма. — Элли, Озма, дети-ангелочки, сюси-пуси.
— Знаешь, в чем тут дело? — задумчиво сказал Кокус. — Помнишь тот древний рисунок, который я нашел в библиотеке, — женщина со зверьком на руках? В нем было одновременно что-то трогательное и жуткое. Так вот Элли чем-то напоминала мне эту женщину на рисунке. Безымянную Богиню я бы сказал, если это не святотатство. Видела бы ты, с какой любовью она тискает свою омерзительную, воняющую псиной собаку. Один раз она взяла ее на руки и склонилась над ней точь-в-точь как на картинке. Элли еще ребенок, но в ней есть серьезность и степенность взрослого. Это ей очень идет. Я ею просто очарован. — Прем расколол несколько орехов и предложил их ведьме и жене. — И тебя она очарует, вот увидишь.
— Я предпочла бы ее не видеть, — проворчала ведьма. — Меньше всего я расположена умиляться серьезными детьми. Но мне нужно вернуть башмачки.
— Они и правда волшебные, как говорят? — спросила Мила. — Или просто дороги тебе как память?
— Откуда мне знать, волшебные они или нет — я их ни разу не надевала! Но если я их раздобуду, и они унесут меня от земных мук, жалеть не стану.
— В этих башмачках видели причину Гингиной тирании. По мне, так Стелла очень мудро поступила, что отдала их Элли. Она вынесет их из Манчкинии, даже не подозревая, какую услугу нам оказывает.
— Ага, и попадет прямо в лапы Гудвина. Стелла ведь послала девочку в Изумрудный город, забыла? А как только Гудвин их получит, так сразу беспрепятственно двинется на жевунов. И вы глупы, если этого не боитесь.
— Давайте лучше пить чай, — предложила Мила. — Кларинда как раз его заварила, а я пойду взобью сливки. Помнишь, как мы поминали госпожу Глючию взбитыми сливками?
Ведьма с трудом переводила дыхание: злоба душила ее. Стелла! Прекрасно зная, что в смерти опекунши виновата мадам Виллина, Стелла теперь не гнушается ее методов. Использует ничего не подозревающую Элли, чтобы избавить Манчкинию от проклятых башмачков. Или даже чтобы доставить их Гудвину.
— У меня нет времени сидеть и попусту болтать с вами! — Ведьма вскочила и уронила миску с орехами на землю. — Разве мы не наболтались в университете?
Она схватила свою метлу и остроконечную шляпу. Кокус качнулся от изумления и едва не свалился со стула.
— Басти, ты что, обиделась? Из-за чего?
Но ведьме было не до объяснений. Она развернулась, словно маленький черный ураган из развевающихся плаща и юбки, и выбежала за ворота.
Как в забытьи шла она по дороге, а в голове вызревал план. О волшебной метле ведьма вспомнила, только когда, остановившись на отдых, оперлась на нее.
Кокус, Стелла, даже Фрек — каким разочарованием стали они для нее! Так ли они изменились за прошедшие годы, или это она по своей наивности раньше не замечала, кем они были на самом деле? Окончательно утратив веру в человечество, ведьма хотела теперь только одного — попасть домой. Чтобы ни на кого не сорваться, она не стала заходить в таверну. Ночь была теплая, и ведьма решила отдохнуть под открытым небом.
Она лежала без сна на краю ячменного поля. Взошла луна, огромная, как это бывает, когда она только поднимается из-за горизонта, и высветила воткнутый в землю шест с поперечной перекладиной, готовый стать крестом для распятия или опорой для пугала.
Почему ведьма не объединилась с сестрой и не повела вместе с ней армии против Гудвина? Почему, когда Гингема попросила ее о помощи, она отказала и вернулась в Киамо-Ко, где просидела последние семь лет? У нее была возможность объединить силы с сестрой, а она не воспользовалась этим — почему? Неужели из-за жалких семейных обид?
За что бы она ни бралась, какое бы дело ни начинала — все оканчивалось неудачей. Почему?
Терзаемая мыслями о гибели сестры, раздавленной, как козявка, ведьма поднялась и взяла новый курс. Элли никуда не денется: она будет идти по Дороге из желтого кирпича до самого Изумрудного города. Ее всегда удастся перехватить. А пока ведьма завершит дело, начатое пятнадцать лет назад. Мадам Виллина все еще жива.