Вошла мадам Виллина, пересчитала студенток по головам, схватила чашку чая и погнала всех в Главный зал. Только там Эстела поняла, какую непоправимую ошибку совершила, отпустив госпожу Глючию к врачу. Оказывается, опекунши не просто чесали языком за чаем, а подбирали пары своим хозяйкам. Считалось, что опытные дамы гораздо быстрее разберутся в этом деле, чем сами студентки. И конечно, без госпожи Глючии никто и слова не замолвил за Эстелу.
По мере того как после скучного приветствия девушки стали объединяться в пары и уходить с опекуншами искать свои комнаты, Эстела все больше бледнела от злости и стыда. Госпожа Глючия, эта старая дура, наверняка поселила бы ее с кем-нибудь на одну-две ступени выше по социальной лестнице — чтоб не стыдиться ни за себя, ни за соседку. А теперь лучших первокурсниц уже объединили: бриллиантик к бриллиантику, изумрудик к изумрудику — так по крайней мере казалось со стороны. Зал пустел, и Эстела лихорадочно соображала, что ей делать. Встать и объяснить свое положение? В конце концов, она принадлежала к Ардуэнскому роду, пусть даже и по материнской линии. Но девушка не смела. Она сидела на самом краешке кресла, надеясь, что вот-вот назовут ее имя, и готова была расплакаться от собственного бессилия. Она единственная осталась в центре зала — другие робкие и никому не нужные девушки жались по краям. Одна окруженная пустыми золотистыми креслами Эстела была как забытый чемодан на вокзале.
— А вы, насколько я понимаю, прибыли без опекунш? — сказала мадам Виллина с легким презрением в голосе. — Поскольку у нас не принято оставлять девушек без присмотра, я поселю вас в три общие спальни для первокурсниц, каждая на пятнадцать мест. Это очень хорошие спальни, и могу вас заверить, нет ничего зазорного в том, чтобы там жить.
Она, разумеется, врала. Причем неубедительно.
— Прошу прошения, мадам Виллина, — не выдержала Эстела, — но здесь какая-то ошибка. Я Эстела Ардуэнская, моя опекунша поранилась в пути ржавым гвоздем и задержалась на пару дней. Я… понимаете, не из тех, кого можно поселить в общую спальню.
— Какая жалость! — посочувствовала мадам Виллина. — Но я уверена, ваша опекунша с удовольствием приглядит за одной из спален. Скажем, за Розовой. Четвертый этаж, правое крыло…
— Ах нет, нет, — отважно перебила ее Эстела. — Я не могу спать в общей спальне, Розовой или любой другой. Вы меня не поняли.
— Я все прекрасно поняла, госпожа Эстела, — сказала мадам Виллина, и в ее выпуклых рыбьих глазках сверкнул недобрый огонек. — Несчастный случай, опоздание — а селить надо сейчас. Поскольку ваша опекунша отсутствует, решать буду я. И пожалуйста, не отвлекайте меня больше. Время идет, а мне нужно назвать других студенток, которые поселятся в Розовой спальне вместе с вами.
— Прошу, мадам, позвольте переговорить с вами наедине, — в отчаянии воскликнула Эстела. — Я ведь не за себя волнуюсь, самой мне совершенно безразлично, где спать, но моя опекунша… Я бы не советовала вам назначать ее смотрительницей за общей спальней. По причинам, которые не стоит обсуждать прилюдно.
Эстела говорила первое, что лезло в голову, но ложь получилась убедительней, чем у мадам Виллины. Директриса была заинтригована.
— Вы поражаете меня своей дерзостью, госпожа Эстела, — с легким укором произнесла она.
— Что вы, — откликнулась Эстела с озорной улыбкой, — я вас еще не поразила.
Хвала Гуррикапу, директриса рассмеялась.
— Нет, какова смелость! Хорошо, можете прийти ко мне сегодня вечером и рассказать о тайнах вашей опекунши. Ну а пока я, так и быть, пойду навстречу и поселю вас в двухместную спальню. Только я все же попрошу вашу опекуншу присмотреть за второй студенткой. Если, конечно, не возражаете.
— О, с этим-то она справится.
— Что ж, — мадам Виллина пробежала глазами список имен. — В соседки госпожи Эстелы Ардуэнской я приглашаю… Ну, скажем, госпожу Бастинду Тропп из Нестовой пустоши.
Никто не шелохнулся.
Мадам Виллина поправила браслеты на руке, прижала пальцы к горлу, откашлялась и повторила уже громче:
— Бастинда Тропп!
В конце зала поднялась девушка, по-нищенски одетая в красное лоскутное платье и громоздкие стариковские башмаки. Когда она выступила из тени, Эстела подумала было, что свет играет с ней злую шутку, отражает на коже девушки мох и плющ с соседнего здания. Но вот она, подняв свой саквояж, шагнула вперед, и кажущееся стало очевидным. Заостренное лицо девушки, по бокам которого спадали длинные, непривычно черные волосы, было зеленым, как у покойника.
— Правнучка герцога Троппа, уроженка Жевунии, долго прожила в Болтнии, — читала мадам Виллина. — Как это интересно, госпожа Бастинда! С нетерпением ждем ваших рассказов — где бывали, что видали. Госпожа Эстела, госпожа Бастинда, вот вам ключи. Комната двадцать два на втором этаже.
Директриса широко улыбнулась подошедшей к ней Эстеле.
— Мир так широк. Чего только в нем не повидаешь, — назидательно сказала она.
Эстела вздрогнула от знакомых слов, присела в реверансе и поспешила прочь из зала. Понурая соседка шла следом.