— Хорошо, покорнейше благодарю.
— Горяч как жеребец, — сообщил Тиббет.
— А с этой стороны красив как бог, — подхватил сзади Крёп.
Кокус повернулся и метнул на них такой взгляд, что они мигом притихли.
— А вы, госпожа Эстела? — спросил Кокус, вглядываясь в ее непроницаемое лицо. — Как поживаете? До чего неожиданно встретить вас здесь во время каникул.
Зря он это сказал. Девушки побогаче разъехались, и бестактно напоминать Эстеле, что она сидит в душном городе, как какая-нибудь жевунья или того хуже — простолюдинка. Веер взметнулся к лицу, ресницы укоризненно опустились, подружки прижались к ней в знак немой поддержки. Но Эстела быстро оправилась.
— Мои дорогие подруги госпожа Фэнни и госпожа Шеньшень собираются снять на месяц домик на берегу озера Хордж и пригласили меня присоединиться к ним. По-моему, это гораздо лучше долгой и утомительной поездки до Пертских холмов.
— Еще бы! Просто восхитительно!
Как близки к нему ровные кончики ее блестящих ногтей, длинные изогнутые ресницы, румяные щеки, чувственная ложбинка над верхней губой. Летний утренний свет отчетливо вырисовывал каждую пьянящую деталь юного тела Эстелы.
— Спокойно! — Крёп с Тиббетом подскочили, подхватили Кокуса под руки. Только тогда он вспомнил, что нужно дышать. Оставалось вспомнить, как говорить. Госпожа Глючия раздраженно крутила в руках сумочку.
— А мы работаем в университетской библиотеке, — пришел на выручку Тиббет. — Уборщики литературы. Полотеры прогресса. Вы не работаете, госпожа Эстела?
— С какой стати? Мне нужен отдых от занятий. Год был такой изнурительный. До сих пор болят глаза от книг.
— А вы, девушки? — с вызывающей непосредственностью обратился Крёп к ее подружкам, но они только хихикнули в ответ и отступили назад. Пусть Эстела поговорит со своим знакомым — они не будут вмешиваться.
Прем Кокус уже пришел в себя и, чувствуя, что подруги собираются уходить, спросил первое, что пришло в голову:
— Как ваша соседка госпожа Басти?
— Упрямая, как всегда, — сказала Эстела, переходя со светского полушепота на свой обычный тон. — Хвала Гуррикапу, она работает, так что можно отдохнуть. Бастинда занимается в библиотеке и в лаборатории у профессора Дилламонда. Вы что-нибудь слышали о нем?
— Слышал ли я о профессоре Дилламонде? — недоверчиво переспросил Кокус. — Да он же самый известный биолог во всем Шизе!
— И к тому же Козел.
— Да-да. Эх, как я мечтаю у него учиться. Наши преподаватели отзываются о нем с неизменным почтением. Когда-то давно, во времена регента Пасториса, профессора Дилламонда приглашали читать лекции в Бриско-холл, но из-за нынешних запретов это невозможно. Я так никогда и не был на его занятиях. Только видел один раз на вечере поэзии в прошлом году. Но даже это было для меня настоящей честью…
— Может, он и знаменитый биолог, но страшно скучный и надоедливый тип. В общем, ваша госпожа Басти работает у него. И регулярно докучает мне своими рассказами. Похоже, его занудство заразно.
— Само собой, — поддержал Крёп. — В лабораториях только зараза и витает.
— Вот-вот, — подхватил Тиббет. — Пользуясь случаем, замечу, что вы и вправду так красивы, как вас расписывает Кокус. До сегодняшней встречи мы считали его рассказы плодом воспаленного воображения, но…
— Знаете, госпожа Эстела, — сказал Кокус. — С моими друзьями и вашей соседкой у нас не остается ни единого шанса на дружбу. Может, лучше сразимся на дуэли и убьем друг друга? Возьмем по пистолету, отсчитаем десять шагов и — бабах! Это разом избавит от всех хлопот!
Эстеле шутка не понравилась. Она сухо кивнула и вместе с подружками продолжила путь вдоль канала.
— Надо же, какой милый, словно игрушка, — донесся до Кокуса грудной голос Шеньшень.
Голоса девушек затихли. Кокус обернулся к Тиббету и Крёпу, чтобы излить на них свой гнев, но те, смеясь, затеяли возню, и они втроем рухнули на остатки завтрака. Со всей отчетливостью Кокус осознал, что изменить друзей невозможно, а раз так, то и пытаться не стоит. Что, в самом деле, для него их насмешки, когда Эстела его на дух не переносит?
Через пару недель снова выдался выходной, и Кокус отправился на Вокзальную площадь. Остановился около киоска, поглазел на витрину: сигареты, дешевые любовные талисманы, рисунки раздетых до неприличия женщин и календари с живописными картинами и короткими надписями: «Гуррикап всегда живет в нашем сердце», «Заботьтесь о законах Гудвина, и они позаботятся о вас», «Да восторжествует правда всевышнего». Как всегда, среди патриотических и религиозных воззваний ни одного роялистского. За шестнадцать лет после переворота, в результате которого Гудвин, нынешний Гудвин Изумрудного города, вырвал власть у регента Пасториса, роялисты ушли в тень и не давали о себе знать. Казалось бы, именно здесь, в Горделике, должно было в первую очередь возникнуть сопротивление, но страна процветала, и оппозиция ушла в подполье. К тому же все слишком хорошо знали, что ждет храбрецов, решивших открыто выступить против Гудвина.