— Расскажите мне лучше о профессоре Дилламонде, — добавил он важно, голосом отца, — а я закажу еще чаю.
— Полегче с чаем, я еще этот не выпила, чего деньгами сорить? Я и так расскажу о Дилламонде. Если вас, конечно, интересует мое мнение.
— Простите, я не хотел вас обидеть. Ну, не сердитесь. Сегодня такой хороший день, и мы не в университете. Кстати, как это у вас получилось вырваться одной? Мадам Виллина знает?
— А вы как думаете? — улыбнулась Бастинда. — Беру с вас пример. Когда выяснилось, как легко пролезть к нам в Крейг-холл, я решила, что и выбраться будет несложно. Все равно меня никто не хватится: меня и так никто не замечает, а моего отсутствия — и подавно.
— Как-то не верится, — ухмыльнулся Кокус. — Вряд ли вы сливаетесь со стенами. Но что профессор? Он мой кумир.
Бастинда вздохнула и отложила посылку, готовясь к долгому рассказу. Профессор Дилламонд пытался выяснить естественнонаучным путем разницу между зверями, Зверями и людьми. Существующая литература по этому вопросу, как выясняла в библиотеке Бастинда, полна духовно-нравственными рассуждениями, которые не выдерживают никакой критики.
— Наш университет, если вы помните, когда-то состоял при монастыре, поэтому, несмотря на кажущуюся открытость ученых новым идеям, религиозные настроения слишком сильны.
— Я тоже верующий и не вижу в этом противоречий, — возразил Кокус. — Безымянный Бог мог открыться разным созданиям, не обязательно только людям. Или вы говорите о том, что унийские трактаты оттесняют Зыверей на второй план?
— Так считает Дилламонд, и при этом сам он унист. Объяснил бы мне кто-нибудь этот парадокс. Нет, я его очень уважаю, но меня больше захватывает политический аспект работы. Если профессору удастся доказать наше биологическое единство, подтвердить, что принципиальных различий между человеческой и Зывериной плотью нет, что мы суть одно, — ну, понятно, что из этого следует.
— Нет, — признался Кокус. — Непонятно.
— Ну как же? Чем оправдать запреты на передвижение Зыверей, если профессор Дилламонд научными методами докажет, что никакой разницы между людьми и Зыверями нет?
— Ах вот оно что! Но это же так наивно!
— Почему это? На каком тогда основании Гудвин будет держаться за свои законы?
— Да разве ему нужны основания? Утвердительную палату он уже распустил. Вряд ли Гудвин прислушается к доводам даже мудрейшего из Зверей, такого как профессор Дилламонд.
— Обязан прислушаться! Должен же он следить за развитием науки! Вот как Дилламонд выведет свое доказательство, так сразу и начнет писать Гудвину и призывать его к пересмотру запретов. Ну и конечно, постарается, чтобы все Звери в стране узнали о его открытии. Профессор ведь не дурак — противостоять Гудвину в одиночку.
— Я и не говорил, что он дурак. Но как по-вашему — близок ли он к открытию?
— Откуда я знаю? Он мне не докладывает. Я всего лишь его помощница. Лаборантка. Секретарша. Сам-то он копытами писать не может, вот я и пишу под диктовку, собираю материалы, бегаю в нашу библиотеку, смотрю источники.
— Наша библиотека лучше бы для этого подошла, — заметил Кокус. — Но даже в книгохранилище Колледжа трех Принцесс, где я сейчас работаю, кипами лежат монашеские работы по жизни растений и животных.
— Я, конечно, не очень привычно выгляжу, но вход в библиотеку мужского колледжа для меня закрыт. А с нынешними запретами — для профессора Дилламонда тоже. Поэтому все ваше богатство — для нас несбыточная мечта.
— Зато я могу туда попасть, — осторожно сказал Кокус. — И если бы я знал, что конкретно вас с профессором интересует…
— Когда он закончит борьбу за равенство людей и Зверей, пусть воюет за равенство полов, — продолжала Бастинда, но тут поняла, на что намекнул Кокус. Она едва не схватила его за руки. Куда только делись этикет и вежливые обращения на «вы»! — Ой, Прем, милый, от имени профессора Дилламонда я принимаю твое щедрое предложение нам помочь. На этой же неделе я передам тебе список работ. Только не упоминай моего имени ладно? Мне-то все равно, пусть Виллина брызжет ядовитой слюной, но я бы не хотела, чтобы она вымешала свою злобу на моей сестре.
Одним глотком Бастинда допила чай, поправила косынку и не успел Кокус привстать для вежливого прощания, сорвалась с места. Посетители удивленно поднимали глаза от своих книжек и газет и провожали взглядом странную стремительную девушку. Прем сел, медленно соображая, во что он ввязался, и растерянно оглядывая зал. Что-то необычное было здесь сегодня — но что? Что? Не сразу он понял, а потом его будто током ударило. Во всем кафе не было ни одного Зверя. Ни единого!