— Госпожа Глючия, госпожа Глючия, посмотри на меня, — взмолилась Стелла. — Это я, Стелла.
Но опекунша упрямо мотала головой.
— Твои возражения оскорбительны для памяти предков! — отчитывала она наволочку. — Не для того на полях возле Тихого озера рос хлопчатник, чтобы ты позволяла невесть кому на тебе лежать. Нет, голуба, так не пойдет!
— Глючия родненькая, — простонала Стелла. — Ты бредишь, очнись!
— Ага! — торжествующе воскликнула опекунша. — Нечем крыть?
— Приди в себя хоть ненадолго, — упрашивала девушка.
— Великий Гуррикап, ужас-то какой! — охнула няня. — Если и со мной когда-нибудь такое случится, лучше сразу отравите.
— Ее время на исходе, — сказала Бастинда. — Я много раз видела умирающих и хорошо знаю предвестники смерти. Говори все, что хочешь ей сказать, Стелла, не медли.
— Не могли бы вы оставить нас, мадам Виллина? — попросила Стелла.
— Мой долг — быть рядом с моими студентками в минуты нужды, — ответила та и упрямо уперлась в бока мясистыми руками, но Бастинда с няней оттерли ее из комнатки и вытеснили за пределы лазарета.
— Это очень любезно с вашей стороны, госпожа директор, — квохтала няня, — но право же, вам нет никакой нужды оставаться, мы сами все устроим.
Стелла сжала руку опекунши. Госпожа Глючия попыталась вырваться, но силы ее таяли. На лбу выступили крупные капли пота.
— Бедная госпожа Глючия, — сказала Стелла. — Ты умираешь, и все из-за меня.
— Ай, перестань, — поморщилась Бастинда.
— Из-за меня! — упрямо возразила Стелла.
— Да не об этом речь! Она умирает, а ты мямлишь, как на исповеди. Ну же, сделай что-нибудь.
Стелла поймала вторую руку опекунши и сжала еще сильнее.
— Я верну тебе разум, — сказала она. — Госпожа Глючия, слушай меня внимательно. Я, твоя хозяйка, взываю к тебе! Повинуйся!
Закрыв глаза, Стелла забормотала непонятные звуки. Опекунша заскрежетала зубами, закатила глаза и запрокинула голову, точно пыталась проткнуть подбородком невидимого беса, парящего над ней.
— Смотри не взорви ее, как тот бутерброд, — предостерегла Бастинда.
Стелла не ответила: тяжело дыша, она произносила заклинания и раскачивалась над кроватью. Глаза больной бегали с пугающей скоростью под закрытыми веками, словно пережевываемые глазницами.
— Магникордиум сенсус овинда клене! — громко произнесла Стелла заключительную формулу. — И если это не поможет, я сдаюсь.
Госпожа Глючия затихла, потом медленно открыла красные, с кровоподтеками, глаза.
— Ой-ой-ой, — простонала она. — Я что, уже умерла? Эстела, девочка моя, с тобой все хорошо?
— Нет, дорогая госпожа Глючия, ты жива, и да, со мной все хорошо, не беспокойся. Но послушай, родная, говорят, что ты умираешь.
— Конечно, умираю: разве не слышишь — ветер шумит по мою душу. Неужели не слышишь? Ну, не важно. А, Басти, и ты здесь? Прощайте, мои хорошие. Держитесь подальше от этого ветра, пока не придет ваше время, или он, чего доброго, занесет вас не туда.
— Госпожа Глючия, я хочу сказать… я хочу попросить у тебя прощения… — начала Стелла, но Бастинда, нагнувшись, заслонила ее от опекунши и проговорила:
— Прежде чем вы нас покинете, ответьте: кто убил профессора Дилламонда?
— Неужели вы не догадываетесь?
— Мы хотим знать наверняка.
— Ну что ж, я почти видела убийство. Оно только произошло: нож еще был там, и на нем не успела засохнуть кровь.
Госпожа Глючия перевела дыхание.
— Рассказывайте, — торопила ее Бастинда. — Что вы видели? Это важно.
— Я видела нож, я видела, как налетел ветер, чтобы забрать профессора, и видела, как железная рука оборвала его жизнь.
— Так это был Громметик? Да? — подгоняла Бастинда.
— Ну, я же говорю, — подтвердила госпожа Глючия.
— И что, он вас заметил? Напал? Это из-за него вы заболели?
— Я заболела потому, что пришло время болеть, — мягко ответила госпожа Глючия. — Мне не на кого жаловаться. А теперь подходит время умирать, так что не мучь меня больше. Вот возьми мою руку.
— Но ведь это я виновата, — начала опять Стелла.
— Лучше помолчи, дорогая, — ласково сказала госпожа Глючия и похлопала ее по руке, потом закрыла глаза и пару раз глубоко вздохнула. Девушки тихонько сидели рядом с больной. Из коридора доносились шаги директрисы. Потом по комнате и вправду будто пронесся ветер — и госпожи Глючии не стало. Только слюнка поползла из угла рта по щеке на угодливую наволочку.