Выбрать главу

— Что такое? — не выдержала Стелла.
— Тише! Слышишь звук?
Какой еще звук? Разве что свечи чуть потрескивают? Или это шуршит шелк? К ним идет Гудвин, но откуда? А ведь действительно звук: шорох или даже шипение, как будто где-то в соседней комнате ветчина шкварчит на сковородке.
Неожиданный порыв ветра от трона всколыхнул пламя свечей. На помост закапали крупные капли дождя. Грянул гром — декоративный комнатный раскат, напоминавший скорее грохот кухонной утвари. На троне заплясали огни, которые Стелла приняла сначала за молнию, пока не разглядела, что это светящиеся кости, соединенные в человеческий скелет. Грудная клетка скелета распахнулась на две половинки — две чудовищные костлявые ладони, — и среди бури раздался голос, шедший не из головы, а из самой середины светящегося существа, оттуда, где у человека находилось бы сердце.
— Я Гудвин, Великий и Ужасный! — пророкотало светящееся существо, заглушая гром. — Кто вы и зачем пришли ко мне?
Стелла покосилась на Бастинду и пихнула ее: мол, начинай. Но та оцепенела от ужаса. Ах да, конечно, у нее же бзик с дождями.
— Кто-о-о-о вы-ы-ы?! — прогремел скелет.
— Басти! — шикнула Стелла.
Бесполезно.
— Ах ты ничтожество! — выдохнула Стелла. — Столько говорила, а сама… — И уже обращаясь к Гудвину: — Если позволите, ваше величество, я Стелла Ардуэнская из Фроттики, а это Бастинда Тропп из Нестовой пустоши.
— А если не позволю? — осведомился Гудвин.
— Какое ребячество, честное слово, — вполголоса пробормотала Стелла и снова пихнула подругу. — Ну же, просыпайся, я не смогу объяснить, зачем мы сюда пришли.

Насмешка Гудвина, казалось, вывела Бастинду из ступора. Крепко вцепившись в руку Стеллы, она сказала:
— Мы учимся в Шизском университете, в колледже Крейг-холл, которым руководит мадам Виллина. Мы привезли с собой крайне важные сведения.
— Правда? — удивилась Стелла. — Спасибо, что хоть сейчас сказала.
Дождь приутих.
— А, мадам Виллина, загадочнейшая из женщин, — промолвил Гудвин. — Так это она вас послала?
— Нет, ваше величество, — ответила Бастинда. — Мы приехали по собственному желанию. Не мне обсуждать с вами слухи — они всегда ненадежны, но…
— Напротив, слухи поучительны, — перебил ее Гудвин. — Они подсказывают, куда ветер дует. — Порыв ветра дунул к девушкам, и Бастинда отскочила назад, чтобы ее не забрызгало дождем. — Ну, рассказывайте ваши слухи. Я слушаю.
— Нет, — повторила Бастинда. — Мы прибыли с более важной целью.
— Что ты несешь? — ужаснулась Стелла. — Хочешь, чтобы нас бросили в тюрьму?
— Откуда вам знать, что важно, а что нет? — проревел Гудвин.
— Мне на то голова дана, — бросила Бастинда. — Вы не звали нас сюда для того, чтобы мы сплетничали. Мы прибыли со своей программой.
— Откуда тебе знать, что я вас не звал? Действительно, откуда? Особенно после разговора с Виллиной.
— Полегче, — шепнула Стелла. — Ты выводишь его из себя.
— Подумаешь! — фыркнула Бастинда. — Он меня уже вывел. — И, повысив голос, продолжала: — Мы приехали сообщить об убийстве великого ученого и мыслителя, ваше величество! О его важнейших открытиях и о том, как их замалчивают. Мы уповаем на справедливость, как, без сомнения, и вы. На то, что выводы профессора Дилламонда убедят вас пересмотреть свои недавние законы о правах Зверей…
— Дилламонд? — презрительно перебил ее Гудвин. — И ради этого вы приехали?
— Мы приехали говорить о целом Зверином народе, который планомерно лишают их…
— Я знаю о профессоре Дилламонде и о его работе, — фыркнул Гудвин. — Беспорядочно, бессистемно, бездоказательно. Другого и нельзя было ожидать от ученого козла. Эмпиризм и шарлатанство без вразумительных объяснений. Скулеж, галдеж и… гм… ничего оригинального. Не наука, а сплошное политиканство. Вас, возможно, заразил его азарт? Его животная страсть? — Скелет оживленно подпрыгнул или, может, содрогнулся от отвращения. — Я наслышан о взглядах и так называемых открытиях профессора, но ничего не знаю ни о каком убийстве. Не знаю и не хочу знать.
— Я не привыкла к беспредметным спорам, — заявила Бастинда и вынула из рукава свернутую трубочкой стопку бумаг. — Это не пропаганда, ваше величество, а тщательно разработанная «Теория о зачатках сознания», как назвал ее профессор Дилламонд. Вы поразитесь его заключениям. Ни один добродетельный правитель не должен закрывать глаза на вытекающие…
— Мне лестно слышать, что ты считаешь меня добродетельным, — пророкотал Гудвин. — Можешь оставить свои бумаги там, где стоишь. Если, конечно, не предпочитаешь передать мне их из рук в руки. — Скелет раскрыл объятия. — Моя птичка.
Бастинда положила бумаги на пол.