— Хорошо, ваше величество, — хрипло сказала она. — Я пока буду считать вас добродетельным, иначе мне придется присоединиться к армии ваших противников.
— Да чтоб тебя! — выругалась Стелла сквозь зубы и громче добавила: — Это относится только к ней, ваше величество, я здесь совершенно ни при чем.
— Прошу вас, — сказала Бастинда, и голос ее дрогнул (Стелла вдруг поняла, что впервые слышит в тоне Бастинды умоляющие нотки). — Страдания Зверей невыносимы. Я говорю даже не об убийстве профессора Дилламонда. Все эти ущемления в правах, насильственное вытеснение Зверей из городов, низведение их до уровня бессловесного скота. Если бы вы покинули свой дворец, то сразу бы увидели всю тяжесть их положения. Поговаривают… опасаются, как бы не начались убийства и каннибализм. То, что происходит, безнравственно…
— Хватит! Я перестаю слушать, когда мне говорят о нравственности. В устах молодых это смешно, в устах стариков — скучно, в устах же людей средних лет — по меньшей мере цинично.
— Но как иначе объяснить вам, что происходящее сейчас неправильно?
— Попробуй слово «непонятно», зеленая моя, и успокойся. Не дело девушки-студентки, да и вообще рядового гражданина, решать, что правильно, а что нет. На то есть мы, повелители.
— Если бы я, как вы предлагаете, не рассуждала, что бы помешало мне убить вас?
— Убить? Как убить? — забеспокоилась Стелла. — Я не умею убивать, я никогда не стала бы никого… Ой-ой-ой. Я лучше пойду, ваше величество.
— Стойте! — прогремел Гудвин. — Хочу вас кое о чем спросить.
Они замерли. Шли минуты. Скелет задумчиво перебирал пальцами по ребрам, играя на них, как на арфе, щелкал костями. Потом он засунул руку в рот, вырвал пригоршню светящихся зубов, пожонглировал ими и с силой бросил об пол, где они взорвались разноцветными огнями. Дождь все лил, и струйки воды стекали через канализационную решетку.
— Мадам Виллина, — наконец произнес Гудвин. — Провокаторша, сплетница, директор, учитель, исповедник и задушевная подруга для своих питомиц. Скажите, зачем она вас послала?
— Я же говорила, мадам тут ни при чем, — гордо ответила Бастинда.
— Да знаешь ли ты, девчонка, что значит слово «пешка»? — взвизгнул Гудвин.
— А знаете ли вы, что значит сила воли? — парировала та.
Стелла зажмурилась, представив, что Гудвин вот-вот их испепелит, но он только рассмеялся.
— Так что Виллине от вас надо?
Стелла решила, что пора вмешаться.
— Чтобы мы получили достойное образование. Несмотря на свои причуды, она очень хороший директор. Это ведь такая сложная работа.
Бастинда искоса бросила на подругу подозрительный взгляд.
— Она вас уже посвятила?
Стелла не поняла вопроса.
— Мы еще на втором курсе, — на всякий случай уточнила она. — Только начали специализироваться. Я — в магии, Бастинда — в биологии.
— Понятно, — задумчиво протянул Гудвин. — И что вы собираетесь делать, когда в следующем году выпуститесь из университета?
— Я, наверное, вернусь во Фроттику и выйду замуж, — сказала Стелла.
— А ты?
Бастинда молчала.
Скелет отвернулся, вырвал бедренные кости забарабанил ими по трону.
— Ну, это уже просто смешно! — не выдержала Бастинда. — Сейчас он совсем развалится. — Она шагнула вперед. — Ваше величество, пока у нас еще есть время…
Скелет обернулся. Череп его горел настоящим огнем, несмотря на все усиливающийся дождь.
— Я скажу вам свое последнее слово, — простонал он, как будто от боли. — Но прежде напомню отрывок из «Гуррикапеи», древнейшего героического эпоса о нашей стране.
Девушки притихли. Скелет важно начал:
Важно, как льдина, качаясь, — Кембрийская ведьма
Трет небосвод, так что хлещут кровавые струи.
Солнце снимает с небес и горячим его пожирает.
Месяц младой опускает в дорожную сумку,
А вынимает дородною полной луною.
Так шаг за шагом меняет она мирозданье,
Хоть и не видят людские глаза перемены.
— Смотрите, кому служите! — заключил Гудвин и с ослепительной вспышкой исчез. Погасли последние свечи, забулькала по трубам вода. Девушкам оставалось только вернуться тем же путем, каким они пришли.
* * *
Стелла заняла лучшее место в дилижансе до Шиза и бдительно охраняла соседнее.
— Занято, здесь сидит моя сестра, — говорила она уже третьему пассажиру.
«Подумать только! — удивлялась себе Стелла. — Прошел какой-то год, а я не только не презираю зеленушку, но готова назвать ее своей сестрой. Как все-таки меняет человека университетская жизнь! Я, наверное, единственная на все Пертские холмы видела Гудвина. Пусть с чужой подачи, не по собственной инициативе — не важно! Главное, видела. И осталась жива… Вот только мы мало чего добились».
Наконец показалась Бастинда, как обычно закутанная в плащ с глубоким капюшоном. Она протиснулась сквозь толпу и заглянула в дверь дилижанса, которую открыла для нее Стелла.
— Наконец-то! — воскликнула Стелла. — Я уж боялась, что ты опоздаешь. Извозчик вот-вот тронет. Ты раздобыла что-нибудь на обед?
Бастинда кинула ей на колени пару апельсинов, кусок заплесневелого сыра и ломоть черствого хлеба.
— Этого тебе должно хватить до вечерней остановки.
— Что значит мне ? А себе ты нашла еду получше?
— Скорее похуже, но ничего не поделать. Я пришла попрощаться — я не еду с тобой в Крейг-холл. Найду другое место для обучения. Ноги моей больше не будет в этой… Виллининой лавочке.
— Да что ты говоришь?! — всплеснула руками Стелла. — Как же я тебя отпущу? Твоя няня меня живьем съест. Гинга погибнет, а Виллина… Басти, одумайся!
— Скажи им, что я тебя похитила, а здесь отпустила. Они поверят. — Бастинда стояла на ступеньке экипажа, не садясь внутрь, но и не спрыгивая. Пожилая марранка, смекнув, что удобное место рядом с Стеллой освободилось, быстренько туда пересела. — Передай им, что искать меня бесполезно. Я ухожу.
— Куда? Обратно в Квадлин?
— Так я тебе и сказала! Хотя не буду врать: я пока и сама не знаю. Потом решу.
— Басти, садись в дилижанс, не дури, — вскричала Стелла. Извозчик уже взялся за поводья.
— Все будет хорошо, — сказала Бастинда. — Ты теперь опытная путешественница, а обратная дорога всегда легче. Держись! — Она поцеловала подругу и соскочила со ступеньки.
Извозчик щелкнул поводьями. Стелла высунулась из экипажа, провожая глазами Бастинду. Невероятно, как быстро зеленая девушка растворилась в толпе. Или это глупые слезы застилали Стелле взор? Бастинда уж точно не плакала. Потому, видно, и не обернулась: не захотела показать сухие глаза. Но Стелле все равно было больно.