Он уже заметил, что когда Бастинда была чем-то взволнована, то с большей страстью отдавалась любви. Дошло до того, что он безошибочно угадывал, когда она скажет: «Теперь до следующей недели». Она становилась более раскованной, пылкой, как будто просила прощения за грядущую разлуку. Так случилось и тем утром, когда Фьеро готовил кофе, а Бастинда смазывала себя маслом, жмурясь от удовольствия.
— Милый мой Фьеро. Лапочка моя, как говорил папа. Нам надо будет расстаться на пару недель.
Фьеро кольнуло нехорошее предчувствие, что она собирается бросить его и выторговывает себе двухнедельную фору.
— Нет, ты что! — попытался возразить он. — Так нельзя. Это слишком долго.
— Нам нужно время, — настаивала Бастинда. — Не мне с тобой — другим нам. Сам понимаешь, рассказать я тебе ничего не могу, скажу только, что наши последние планы на осень потихоньку начинают выполняться. Произойдет одно… событие, в котором я участвую.
— Какое? Переворот? Убийство? Похищение? Взрыв? Скажи хотя бы так, без подробностей. В общих чертах.
— Я не смогла бы тебе сказать, даже если б хотела, — я сама пока не знаю. Мне сообщат, что нужно сделать, и я выполню приказ. Насколько я понимаю, это сложная схема со многими участниками.
— И ты будешь стрелой? Ножом? Запалом?
— Котик, ну что ты несешь? — проникновенно, но недостаточно убедительно промурлыкала она. — Я же слишком зеленая, чтобы на глазах у всех совершить какую-нибудь пакость. Да и потом, это было бы легко предсказуемо. Полиция глаз с меня не спускает: там, где я появляюсь, сразу тревога и повышенная готовность. Нет-нет, мне дадут что-то второстепенное, роль простой неизвестной служанки.
— Не надо, пожалуйста.
— Ты эгоист, — сказала Бастинда. — И трус к тому же. Ты боишься за мою незначительную жизнь, а сам даже не разобрался, хорошо я поступаю или плохо. Не то чтобы это имело какое-то значение, но пойми, ты сам не знаешь, чего просишь. И хватит об этом. Через две недели возвращайся.
— И тогда это… событие уже произойдет? Кто решает, когда оно случится?
— Я даже не знаю, что это за событие, а ты мне такие вопросы задаешь.
— Фея… — Почему-то больше ему не нравилось ее тайное имя. — Бастинда. Неужели ты и правда не знаешь, кто стоит за вашей организацией и дергает за веревочки? Как ты можешь быть уверена, что вами управляет не Гудвин?
— Ты хоть и князь, но в наших делах совсем ничего не понимаешь, — презрительно скривилась она. — Думаешь, если бы нами играл Гудвин, я бы не разобралась? Это после того, как еще в институте я насмотрелась на плутовские приемчики Виллины? После того, как наслушалась столько недомолвок, что теперь по одному тону их раскушу. Поверь, Фьеро, я не вчера родилась.
— Но при этом не знаешь, кто вами руководит.
— Что с того? Папа тоже не знал, как зовут его Безымянного Бога. — Целомудренно отвернувшись от Фьеро, Бастинда стала втирать масло в живот и бедра. — Главное — дело, а не личности.
— А откуда ты узнаешь, что надо делать?
— Это тебя не касается.
— Неужели нельзя рассказать?
Она повернулась.
— Лучше намажь мне грудь, пожалуйста.
— Перестань! Это что, отвлекающий маневр?
— Вот именно! — Она звонко рассмеялась. — Иди сюда.
Было светло. Снаружи выл ветер, сотрясая стены и половицы. Небо в окне было редкого сине-розового цвета. Бастинда отбросила свою привычную стыдливость, словно ночную сорочку, и распахнула Фьеро объятия. Как будто в страхе перед будущим здесь, на старой походной постели, она вдруг осознала свою особую красоту.
Этот порыв вместо обычной сдержанности больше всего напугал Фьеро.
Он послушно зачерпнул немного кокосового масла, нагрел его в руках и опустил ладони, словно двух мягких зверьков, на ее маленькие упругие груди. Он чувствовал, как они набухают под пальцами, видел румянец на ее щеках. Он был одет, но, поддавшись страсти, прижался к ней. Его рука скользнула по обнаженной спине, и Бастинда, прогнувшись с легким стоном, приникла к нему в ответ. Фьеро спустился ниже, обогнул ягодицы и продолжил на ощупь путь мимо курчавых волосков к месту, которое притягивало его как магнит.
— У меня четверо соратников, — сказала Бастинда, слегка отодвинувшись и давая понять, что он и так уже зашел слишком далеко. — Но никто из них не знает, кто руководит нашей ячейкой. Мы встречаемся по ночам, прикрытые маскировочными заклинаниями, которые искажают нашу внешность и голос. Ведь иначе, знай я больше, штурмовики выпытали бы из меня все. Неужели не понятно?
— Чего вы добиваетесь? — шепотом спросил он между поцелуями, освобождаясь от одежды и ведя языком по завиткам ее уха.