Кто-то даже выпалил:
— Правду сказал Тазабек. Нежность сердца сбереги для ребенка. А муж, который балует свою жену, рано или поздно опростоволосится.
Кыдырбай вспомнил присловие:
— Если впредь не будем соблюдать жесткий порядок у себя в юрте, то, смотрите, женщины окончательно избалуются, — заключил он.
Тазабек еще раз поспешил встать на сторону Кыдырбая:
— Правду сказал ты, мирза. Гнев мужчины лишь на пользу женщине.
Кыдырбай в последнее время искал малейший повод, чтобы расправиться с Батийной. Она всем своим видом давала попять, что намерена освободиться от мужа.
— По уговору, — говорила Батийна близким женщинам, — если за три года мой муж не наберется ума, я могу считать себя свободной. Ну что ж… Он как был медведь, что дуги гнет, таким и остался. Словно серая куропатка в клетке, я бьюсь грудью, а уйти не могу. Этот медведь не дает мне свободно дышать. Хватит с меня. Уйду, уйду отсюда. Пусть мой деверь не встает поперек пути. Пойду на поиски своего счастья. И добьюсь свободы!
Встревожившись не на шутку, Кыдырбай сказал жене:
— Неужели эта взбесившаяся женщина бросит нашего братца, чтобы его бог взял! Тогда он пропал…
Но Турумтай, выслушав тревогу мужа, круче ополчилась на Батийну:
— О боже, что за жизнь пошла?! Женщина делает все, что ей взбредет в голову. В дни нашей молодости, бывало, муж глянет тебе в лицо, аты уткнешься глазами в землю. Теперешние женщины не только мужа, — и белобородого деверя, боже мой, берут за бороду. Неужели так и будет: захочет уйти — уйдет, захочет удрать — убежит? Мы ее не неволим, в зиндан[71] никто ее не сажал. Живет в своей юрте. Скот ее пасется по склонам, муж спит рядом. Она даже кобыл одна не доит, а с мужем на пару. До сих пор не разродилась. Бездетная. Давно бы пора ей стать матерью. По-моему, ее демон попутал. Этот бес и балует ее. Если его сейчас же не изгнать из тела Батийны, непокорная и своевольная женщина может натворить много беды, накликать гнев бога. У нас не зря говорят: «Воспитывай жену с первых дней, а ребенка — с рождения». Это ты ее, Кыдырбай, так изнежил. Называл ее не иначе, как таэже. Раз уж она такая распущенная, то за нее возьмусь я сама.
— Что, пожалуй, ты правду говоришь, жена. — Он даже приосанился. — Что со мной? Да, я сам виноват в том, что больно много нянчился с ней… Думал, что она правильно поймет мое уважение. Знать бы мне, что она возгордится, я бы с другого конца начал свою сказку. Разве сорок лошадей не скот, разве это не богатство?
— Сейчас еще не поздно, хозяин юрты. Ничего преступного, если ты самовольную женщину наставишь на путь истины. — и Турумтай подобострастно заглянула в самые глаза мужа.
— Да, жена моя. Если Батийна уйдет, значит, уйдет не только от мужа. Своим уходом опозорит меня. Опозорит всех, кто носит имя Атантая. И падет на землю моя звезда, как она уже пала у Серкебая. Среди людей змеей поползет слух: «Э-э, это глупые сыны Атантая, от них даже жены уходят». Нет, такого допускать нельзя.
Гнев деверя Кыдырбая отозвался на Батийне. Теперь она не смела свободно, как раньше, входить в его юрту, не смела распоряжаться, как раньше. Даст нуждающейся соседке моток шерсти, шкуру, молока чашку или поделится простыми нитками, — Турумтай заметит и сразу бежит к брату мужа:
— Смотри, опять она направо и налево раздает наше добро. Пресеки!
И Алымбай бесшумно, по-медвежьи ступая, обрушивал толстую плетку на плечи Батийны. Раньше она боялась, дрожь била ее, теперь привыкла к ударам, не просила пощады и не падала мужу в ноги. Стало безразлично: пусть хоть зарежет ее… Никто не придет на помощь, никто не отнимет тугую камчу у Алымбая. Да она и не искала защиты, не хотела унижаться. "Все они бессердечные! — думала Батийна. — Никто не остановит этого безумца!»
Тилеп никак не мог примириться с тем, что его юная жена Канымбюбю зачастила к Батийне. Бедняжке хотелось набраться ума у старших. А Тилеп думал иначе: «Ах ты замухрышка. Будешь учиться у этой потаскухи, она до добра тебя не доведет…»
Однажды Тилеп побил, накричал на жену, а сам прискакал к Кыдырбаю.
— Эй, Кыдыке, выслушай жалобу моего сердца, — начал он, не слезая с лошади, побелев скуластым лицом. — Пора тебе прекратить баловство своей невестки-смутьянки! Моя благоверная и богом посланная жена будто рехнулась. Каждый день стала сюда бегать. Что-то неладно… Не иначе как твоя невестка плохому учит мою Канымбюбю. Если ты не прицыкнешь на Батийну, то скоро женщины аила пойдут по неверному пути.