Батийна, униженная, глядя в землю, оставила юрту. Она шла вдоль косогора. Ни души крутом. Мужчины разъехались, а женщины занимались своим извечным делом: молчаливо и безропотно пряли пряжу, мотали шерсть, кроили овчины, разводили огонь.
«Даже при новой власти, которая разделяет горе и печаль всех угнетенных, женщины не смеют вмешаться в мужской разговор. А ведь обещали: свобода одинаково что для мужчин, что для женщин. Где же это? Звали-то всех, а мне вот нельзя поехать на собрание! Почему же?..» У Батийны от этих горьких мыслей стучало в висках.
Она шла, растерянная, со слезами на глазах, и все посматривала в сторону холма — где-то там созывается собрание, на которое ей не попасть. И в это время она увидела прямо перед собой всадника. Он скакал на полном ходу к аилу.
Батийна успела заметить, что держался он в седле не по-киргизски. С каждым прыжком коня — у него были тонкие высокие ноги — стройный всадник подпрыгивал в седле, как ловчий сокол перед взлетом с насеста. «Кто бы это мог быть? Вроде солдат с заставы, что стоит в верховьях Карасаза. А может, представитель из города?»
Батийна, как завороженная, следила за всадником. Вот он прискакал к крайним юртам. И тут она заметила, что он вовсе не один, следом скакали еще двое: у них развевались полы просторных чапапов, и, похоже, это были здешние люди.
Забрехали собаки, и на топот конских копыт из юрт высунулись любопытные женщины.
Да, это были солдаты верхней заставы. Они и раньше заглядывали в аилы, что неподалеку от их стоянок. Командир, с красной звездой на фуражке, с портупеей из коричневой, блестящей кожи через плечо, не раз привозил с собой этого солдата к ним в аил: солдат этот понимал по-киргизски. Еще в первый свой приезд он рассказывал, что до новой власти был малаем[102] у богатого русского. Тогда еще все, кто слышал его, растерянно задумались: «У всех баев, значит, нет ни стыда, ни совести. Мы думали, они помыкают лишь киргизами, но получается, что и русских солдат заставляют работать! Значит, на свете есть и русские малаи?»
От этого же солдата Батийна впервые услышала, что при новой власти и мужчины и женщины равноправны.
Это был Якименко, веселый, шутливый человек, тот самый, что встретил их тогда, в дни безысходного отчаяния у моста, и порадовал приходом новой власти.
— Здрасти, Жашке. С какой вестью приехал? — возрадовалась Батийна, будто родного брата увидела.
И, не ожидая ответа, заторопилась навстречу солдату. Казалось, ноги сами несли ее.
Понукая тяжело дышавшего коня, Якименко еще издали вскинул руку и громко ответил:
— Аман, Батийна! Прибыл представитель. Расскажет новости. Почему не пошла? Зови всех женщин. Надо сельрабком избирать. Много полезного узнаешь. Своими ушами услышишь. А то глаза не откроются. Есть лошадь? Садись! Поехали.
Молодухи, опасливо выглядывавшие из-за прорезей своих юрт, быстро попрятались обратно и жарко зашептали:
— Ой, этот большой русский Жашке зовет нас на собрание. Разве нам можно туда? Нет, нет. Стыд какой!
— Да разве женщпны когда-нибудь ходили на сход старейшин! — подхватывали старухи.
Только Батийна почувствовала себя счастливой: нашла на земле то, чего долго ждала от неба.
— Масла бы тебе в рот, Жашке. И откуда ты взялся на мое счастье! Я обязательно поеду. Все есть — и конь и шуба… Только воли не хватало. Теперь ты позвал. Значит, мне можно ехать.
Звонкий, возбужденный голос Батийны долетал до каждой юрты. Девушки и молодухи, сгорая от стыда, вполголоса возмущались:
— О, крикливая горлопанка! Смотрите, она решилась ехать следом за большим Жашке. С чужим мужчиной. При живом-то муже. И не краснеет даже! Бесстыдница!
— Похоже, что солдаты с заставы совратили шальную бабенку с пути истинного! — недоуменно всплеснул кто-то ладошками.
Батийна слышала гнусавые голоса женщин, но ухом не повела. С тех пор как в округе расположилась застава и военные люди наводили порядки среди населения, Батийна открыто встречалась с военными.
— Чтоб ей пропасть, этой плутовке!.. Мало ей, что мужу изменяла, теперь с русскими начала крутить! — говорил Серкебай своему другу Тазабеку. — Если каждая женщина пойдет по ее пути, то мы все скоро останемся без жен. Спасибо новой власти!.. Кто выдумал такое равноправие, пусть на здоровье и пользуется им! Мы скотом платили калым за жену. Честь по чести, как положено… Сам мулла благословлял. Неужели ж мне позволение спрашивать, бес их возьми, как управлять своей женой, неужели я не могу делать с ней, что я хочу?!