Айпагуль не вняла голосу матери. Она не смирилась со своей судьбой. Сладостные мечты рисовали перед богатой девушкой совсем другую жизнь, и Айнагуль поделилась сокровенными мыслями с любимой джене, сказав, что, пока она жива, она ни за что не пойдет за Рамазана. Секрет Айнагуль недолго оставался в тайне. Пошли суды-пересуды, что дочь Бармана не желает себе в мужья сына Асантая.
Прошла цветущая весна, и все снова выехали со скотом на летние выпасы. Караван верблюдов Бармана растянулся почти на целый километр пестрой лентой. Мужчины темной массой выехали вперед. Женщины в белых высоких элечеках, молодайки в косынках и платках вели за поводья верблюдов. Айнагуль ехала на молодой, горячей серой лошадке ровной иноходью. От нее ни на шаг не отставала джене. Другие девушки держались обособленной цветистой стайкой: их головы украшали шапки из шкурок выдры с совиными перьями, грудь и шея поблескивали от множества янтарных ожерелий, бус, амулетов; в косах позванивали, переливаясь мелодичным звоном, пышные украшения; их талию стягивали нарядные платья с оборками.
И кони под девушками были красиво убраны. Кожаные потники с серебряными бляшками по краям, двуглавые посеребренные просторные седла, чересседельники, нагрудники, уздечки, подхвостники — все на них сверкало и переливалось на горном солнце. У каждого верблюда на шее подвешен колокольчик, и от их размеренного плавного хода в горах стоит мелодичный перезвон.
Когда богатый караван (ковры, домашняя утварь были увязаны на верблюдах и сверху укутаны плотными покрывалами) оказался на перешейке, им повстречалось человек пятнадцать всадников. У всех были горячие, быстрые копи — хоть разом на скачки. Молодые всадники, все как на подбор, в добротной одежде. На гнедом, как огонь, иноходце гордо восседал привлекательный широкоплечий джигит. Он выделялся своим бравым видом и осанкой.
Рядом с ним на черном как смола иноходце сидел высокий джигит, видимо его лучший друг. Поравнявшись с кочевниками, всадники первыми приветствовали девушек.
— Здравствуйте, нежные красавицы. Да будет благословен ваш путь, счастья и добра желаем вам на новом месте.
— Пусть сбудутся ваши пожелания, добрые молодцы, — отвечала за всех Асылкан.
Тот, что был на черном иноходце, весело спросил:
— Красавицы, мы держим свой путь издалека. На усталость не жалуемся, но нас измучила жажда. Не найдется ли среди вас добрая душа, которая из своих рук даст нам попить?
Обнажая белые-белые зубы в ответной улыбке, джене Асылкан с задором проговорила:
— Мы готовы утолить вашу жажду, молодцы.
— Аке[35], эти люди очень пить хотят. Останови-ка верблюда, — обратилась она к человеку с короткой бородкой, который на поводу вел верблюда с двумя большими бурдюками.
Не успела она это сказать, как верблюд, сверкая блестящими, круглыми, в детскую ладонь глазами, остановился, его заставили опуститься на колени, и Асылкан проворно извлекла из переметной сумы завернутые в белую скатерть чистые пиалы, чернобородый развязал горловину бурдюка, и резкий напиток полился в посуду. Джигиты, не покидая седел, принимали из рук Асылкан полные пиалы кумыса, пили с наслаждением, и каждый благодарил:
— Пусть за лето у вас прибавится кобылиц и жеребят, пусть вам будет просторно на джайлоо.
— И вам, байбиче, спасибо. Пусть ваш караван еще больше возрастет.
— Да сбудутся ваши слова, дети мои, — ответила Гульгаакы байбиче. — И вам желаю, чтобы исполнились ваши мечты. Счастливого вам пути.
Джигиты, что утолили жажду, не слезая с коней, были из многочисленного рода кулбарак. На огненно-гнедом горячем скакуне сидел сын Назарбая Болот, человек норовистый и на слово острый. Молодой вдовец Болот не стал долго оплакивать свою судьбу и, в компании близких джигитов, пустился по аилам, присмотреть себе новую невесту, чтобы с ней обновить свою постель. В пути он повстречался с байбиче Гульгаакы, — она давно знала об этом племени, как и о ней были наслышаны кул-бараки. Слух о том, что дочь Гульгаакы не хочет иметь мужем придурковатого сына Асантая, давно дошел и до этих мест.