Барман напряженно прислушивался: не скажет ли Асантай что-нибудь утешительное. Но по-прежнему Асантай оставался нем и глух. Глядя на них, другие отмалчивались.
Ехали сплошной лавиной, хмурые и безмолвные. Как только «всадники поднялись на холмик, Назарбай и его сторонники поспешили их приветствовать. И в этом был скрытый смысл. Они как бы подтверждали: «Много ли, мало ли, по мы виноваты перед вами. Но и нас не очень-то вините. Давайте договоримся обо всем. Совместно найдем справедливое решение».
Лишь Асантай, закусив губы, был надменно-холоден. Остальные кивком ответили «алейкум ассалом», ни о чем не стали расспрашивать.
В это время со стороны Назарбая вперед на полкорпуса коня выдвинулся тщедушный Санжар — низенький человек с короткой, как хвост у перепела, седеющей бородкой, красными щечками и крохотными черными глазками.
— О высокочтимые Асантай и Барман! — Подбирая каждое слово, он часто-часто моргал. — Если вспомнить нашего древнего прародителя Манаса, то он собирал всех воинов из сорока племен киргизов, брал в руки древко со знаменем, защищая земли от Великих гор до дальних перевалов. Храбрые воины погибали в стремени, но отстояли честь и славу своего народа. — И Санжар, вдвое сложив камчу, широким жестом обвел ею окрестные горы. — Асантай и Барман, вон ваши воины застыли неприступной стеной… Неужели вы думаете, что кулбараки такие слабосильные, что одним махом удастся их разбить? Нет, за мной тоже стоит немало всадников моего племени, и они готовы драться, если вы на это вынудите: нас вы, а вас мы. Ну и какую пользу получим мы с вами? Разве оттого, что одно племя разграбит другое и киргизы перебьют киргизов, окрепнут наши границы?
Асантай посинел до ушей от прилива бешенства.
— Ты, Санжар, много не разглагольствуй! Все мы хорошо знаем, какой ты красноречивый. С меня достаточно и того, что вы увезли из моей семьи засватанную девушку. А прах пращура Манаса оставь в покое! Я сюда явился, чтобы защитить честь свою и своего рода. Я давно на вас в обиде, кулбарак! И вы еще поплатитесь мне за свою дерзость.
— Мы все виноваты перед тобой, батыр Асантай, и все старейшины кулбарака склоняют свои седые головы перед вами. Мы понесем свою вину.
Назарбай, представительно сидевший на гнедом коне с легкой, как шелк, гривой и понукая его стременами, двинулся вперед, ловко, по-молодому соскочил на землю и в низком поклоне протянул поводок Асантаю.
— Ты прав, Асантайбатыр. Мы знаем, что Айнагуль носит твои сережки. Ты сватался с Барманом. Но что поделаешь, если бог сам послал ее пам? За ней гнался ты, а досталась она нам. Не вини нас. За это я отдаю своего лучшего коня. Коня мало, кладу свою старую голову. Отгони прочь от себя обиду, Асантай-аке. Сосватанная девушка стала нам келин[36]. Она подвязана уже платком женщины. Пусть теперь останется у нас снохой. И наш род тоже богат красавицами, достойными ваших славных джигитов. Мы согласны выдать за вашего сына любую, какая ему приглянется. Давайте же скрепим узы сватовства, и станем друзьями, Асантайбатыр!
Старейшины кулбараков во главе с Санжаром подхватили слова Назарбая:
— Не надо раздоров…
— Назарбай — сам Назарбай склонил свою голову, на коленях стоит перед вами. Простите нас.
Но Асантай не унимался:
— Не успокоюсь, пока не отомщу за свою честь!
Асантай заставил кулбараков подумать и о своей чести. В них тоже заговорила гордость.
Барман терялся в догадках: то ли поддержать Асантая и выступить против кулбараков, то ли идти против Асантая? Нахмурив брови, он думал про себя: «Хорошо бы, дело окончилось миром, дочь бы осталась у кулбараков», но вслух звонким голосом вымолвил, будто на самом деле защищал Асантая.
— Где моя дочь? Я хочу от нее услышать: сама ли она дала согласие или же вы ее похитили? Пока я не узнаю все как следует, я не дам ответа. Привезите сюда мою дочь!
Вскоре Сулайман на вороном коне, держа другого иноходца за поводок, доставил Айнагуль на место, — там не было ни одиой женщины и девушки, одни аксакалы и влиятельные люди трех родов. Предусмотрительный Сулайман всю дорогу наставлял Айнагуль:
— Ты смышленая и милая девушка, Айнагуль. Ты воспитывалась и росла у Гульгаакы, самой умной, красивой и чистой женщины. Все считают ее матерью вашего рода. Не пятнай своей чести, храни и нашу. Скажи, что за Болота ты пошла по собственному желанию, что ты ни в коем случае не расстанешься с тем, кто тебе по нраву, с кем тебя соединил сам бог. Там, на холме, сейчас спорят и препираются старейшины и властелины трех племен и никак не придут к единому решению. Единственно ты, Айнагуль, способна примирить их и отвести беду от трех больших родов. Когда отец спросит у тебя: сама ли ты пошла за Болота или тебя похитили, отвечай точно, как я научил. Если ответишь так, то знай, тысячи людей останутся тобой довольны и скажут: «Смотрите, а ведь Айнагуль вся в мать Гульгаакы».