Оба старших сына Чингис-хана были не прочь увеличить собственные владения за счет Улуса Джучи. Так, Чагатай, вероятно, после смерти Джучи и отца полностью сосредоточил контроль над такими важными регионами, как Самарканд и Бухара, которые по распоряжению Чингис-хана должны были находиться под совместным управлением его сыновей. А под властью Угедэя оказались земли к востоку от Иртыша — области, которые Джучи получил еще при первом разделе Монгольской державы [Егоров 1985, с. 45; Сафаргалиев 1996, с. 293; ср.: Ускенбай 2003, с. 13-14]. Расставаться с новоприобретенными землями ни Чагатай, ни Уге-дэй, несомненно, не пожелали бы, и Бату необходимо было проявить большую гибкость, чтобы не потерять еще больше.
Полагаю, улаживая эти непростые вопросы, Бату проявил дипломатичность и оказал всемерную поддержку новому хану, который на начальном этапе своего правления остро нуждался в поддержке и не доверял даже самым близким родичам. Весьма красноречив эпизод, описанный Рашид ад-Дином: Чагатай, пожелав принести извинения Уге-дэю за какой-то проступок, «выступил с эмирами большой толпой и прибыл во [дворец] раньше урочного времени. [Очередные стражи] доложили [казну], что Чагатай прибыл со множеством людей. Угедэй-каан хотя и имел к нему полное доверие, но все же забеспокоился, что могло быть тому причиной; он выслал к нему людей расспросить». И только после долгих переговоров через посланцев Чагатай был допущен в ставку великого хана [Рашид ад-Дин 1960, с. 95-96].
Возможно, именно лояльность Бату способствовала тому, что вражда Угедэя и Чагатая с Джучи ни в коей мере не распространилась на сыновей последнего, и в дальнейшем сыновья Чингис-хана поддерживали Бату даже в его конфликтах с их собственными детьми. Так, например, после ссоры на пиру по случаю окончания похода на Русь, когда сын Угедэя Гуюк и внук Чагатая Бури позволили себе грубо оскорбить Бату, он обратился с жалобой к дядьям, те встали на его сторону, осудив своих отпрысков [Козин 1941, 175-276].
Об алтайских и восточно-сибирских территориях, отошедших к Угедэю, вопрос на курултае так и не поднимался, в отношении Самарканда и Бухары политика старших Чингизидов подверглась пересмотру: в этих городах, формально оставшихся под контролем Чагатая, появились также представители Улуса Джучи, Тулуидов и самого великого хана Угедэя. Впоследствии именно к Бату прибыл наместник Мавераннахра Масуд-бек, когда над ним сгустились тучи немилости со стороны каракорумских властей — несмотря на то что его отец Махмуд Ялавач нашел прибежище у Годана, сына Угедэя [Juvaini 1997, р. 241-243; Рашид ад-Дин 1960, с. 116]: видимо, всесильный даруга Мавераннахра признавал власть наследника Джучи. Возможно, тогда же, на курултае, Бату получил от Угедэя город Термез, асположенный во владениях Чагатая: обнаружены монеты начала 1230-х гг. с тамгой Бату, которая надчеканена поверх тамги самого Угедэя. Следовательно, великий хан передал Термез в личное владение Бату с правом получения доходов с него [см.: Петров 2003, с. 109].
Кроме того, уже на курултае 1229 г. новоизбранный хан принял решение об активизации военных действий на западном направлении, причем одной из первоочередных задач стало расширение Улуса Джучи. Вполне возможно, что намерение было продиктовано желанием старших Чингизидов позволить сыновьям Джучи компенсировать территориальные потери на Востоке новыми приобретениями на западе [ср.: Сафаргалиев 1996, с. 293]. Поэтому Угедэй отправил в Иран «Джурмагун-нойона с несколькими эмирами и тридцатью тысячами всадников. Кокошая и Субэдэй-бахатура послал с таким же войском в сторону Кипчака, Саксина и Булгара» [Рашид ад-Дин 1960, с. 21].