Историкам в точности неизвестно, когда именно Батый вернулся на Волгу. Русские летописи после 1247 года вообще не упоминают его имя, что и неудивительно: в последние годы его жизни князья по большей части имели дело не с ним самим, а с его сыном Сартаком. Судя же по указаниям персидских и армянских авторов, ко времени курултая 1251 года и последующих за ним политических процессов и казней Батый находился уже далеко от Монголии (Киракос Гандзакеци, например, впервые упоминает Батыя в связи с событиями на Волге под 1251 годом). Но и в собственных владениях Батыя разворачивались события, имевшие прямое отношение к смене власти в Каракоруме и устранению всего, что было связано с правлением Гуюка и его родни. Эти события — далёкий отзвук политических процессов начала царствования Менту — имели трагические последствия для Русской земли, особенно в условиях продолжавшейся здесь политической нестабильности.
За пять с половиной лет, прошедших со смерти великого князя Ярослава Всеволодовича, великокняжеский престол трижды или даже четырежды переходил из рук в руки. После того как весной 1247 года тело Ярослава привезли на Русь и похоронили во владимирском Успенском соборе, на великое княжение сел его брат Святослав. Однако он очень недолго занимал великокняжеский стол и вскоре был изгнан из Владимира своим племянником: по одной версии, московским князем Михаилом Ярославичем (год спустя погибшим в битве с литовцами на реке Протве), по другой — энергичным и решительным князем Андреем Ярославичем67. В том же 1247 году Андрей поехал в Орду, к Батыю, и вслед за ним туда же отправился его старший брат, новгородский князь Александр Невский. Оба претендовали на наследие своего отца. Как мы уже знаем, Батый не стал решать возникший между ними спор и направил братьев к великому хану Гуюку. Их путешествие в Монголию продолжалось более двух лет. За это время великий хан успел умереть, так что мы в точности не знаем, застали ли русские князья его в живых или нет и от кого получили ярлыки на княжение — всё-таки от Гуюка или, что кажется более вероятным, от регентши престола Огул-Каймиш или кого-то из царевичей[43]. Во всяком случае, их спор был решён традиционным для монголов способом: владения их отца (а Ярослав, напомню, имел ярлык и на киевское, и на владимирское княжение) были поделены между ними: Александр получил Киев и «всю Русскую землю» (под которой подразумевалась прежде всего Южная Русь), а Андрей — отцовский престол во Владимире, то есть Северо-Восточную Русь. Формально статус Александра был выше, ибо Киев по-прежнему считался главным, стольным городом Руси. Но разорённый татарами и обезлюдевший, он не представлял для князя никакого интереса, и потому Александр едва ли мог быть доволен принятым решением. Андрей же получил то, что желал. К зиме 1249/50 года братья вернулись на Русь. Александр не стал даже заезжать в доставшийся ему Киев и вскоре уехал к себе в Новгород. (Здесь в следующем, 1251 году он тяжело заболел, «но Бог помиловал его» — выздоровел.) Великим князем Владимирским стал Андрей Ярославич. Его власть попытался оспорить изгнанный им с престола дядя, Святослав Всеволодович, но неудачно. Осенью 1250 года Святослав с сыном Дмитрием отправился в Орду, к Сартаку, — очевидно, жалуясь на племянника. Однако добиться желаемого ему не удалось. Показательно, что летописцы, всегда внимательные к такого рода деталям, не пишут ни о его возвращении «из Татар», ни о какой-либо «чести», оказанной ему или его сыну68.
Недолгое княжение Андрея Ярославича завершилось катастрофой — не столько даже для него лично, сколько для всей едва оправившейся от недавнего разгрома Северо-Восточной Руси. В 1251 году новый великий хан Менгу подверг жёсткой ревизии все решения, принятые предшествующей властью. С целью упорядочения дел в государстве и преодоления неразберихи и злоупотреблений он издал особый указ, по которому «все пайцзы, печати, высочайшие указы, рескрипты и ярлыки, которые выдавались без меры двором каана и чжуванами (царевичами. — А. К.) в предшествующие годы», подлежали отмене; кроме того, предписывалось, «чтобы впредь царевичи не давали и не писали приказов о делах, касающихся провинций, без спроса у наместников его величества»69. Соответственно, теряли силу и ярлыки, выданные Андрею и Александру Ярославичам. Что касается Александра, то он, очевидно, был крайне заинтересован в пересмотре решений, принятых в Каракоруме. Лично для него это могло означать передачу ему ярлыка на великое княжение Владимирское, на которое он — как старший из Ярославичей — имел больше прав, нежели его младший брат Андрей. Андрей, естественно, считал иначе.
43
Учитывая, что в том же 1247 году на восток двинулся и сам Батый со своей ордой, можно было бы предположить, что Андрей и Александр сопровождали его в поездке. Но до Монголии Батый так и не добрался; русские же князья, судя по указанию летописи, в «Кановичах» побывали. Если исходить из времени их возвращения на Русь (зима 1249/50 года), то вполне можно допустить и их участие в курултае, устроенном Батьгем в Алатау-уле. Однако ярлыки на княжение они, вероятно, получили раньше, ибо едва ли Менгу, ещё не утвердившийся в качестве великого хана и не признанный таковым в Монголии, мог заниматься второстепенными для него русскими делами.