От капель его отвлекла мысль о Дворце водного спорта. Надо было разыскать чистую рубашку, а он никогда не доставал белья сам и не знал, где оно лежит. То ли у мамы в шкафу, то ли в коридоре — во встроенном. Ещё он забыл спросить у Сани, надо ли надеть чистые кальсончики или достаточно сменить рубашку.
Он сунулся в один шкаф, в другой. Ничего не нашёл и, чтобы оттянуть время мытья, прилёг на диван. Обычно в душ его загоняла Баваклава. Она мыла его сама. Даже когда он стал юным, приходила потереть спинку и помыть голову. С Баваклавой можно было и покапризничать и поплескаться. Мама же решительно совала его голову под кран. «Ой, горячо!» — «Ничего, в самый раз!» — «Ой, щиплет глаза!» — «Закрывай крепче!» — и никакого баловства и плесканий…
Юный Шаров поймал себя на том, что раньше никогда не задумывался о Баваклаве. Она всегда была рядом, всегда старалась помочь ему, услужить. Её имя «Баваклава» он произносил, как волшебное «Сезам, откройся!», если что-то было нужно. Стоило сказать «Баваклава» — на столе появлялся обед, убирались брошенные посреди комнаты ботинки, гладились брюки, решалась задача. Правда, задачи решались только в младших классах, потом бабушка «отстала», и задачи, которые задавали на дом, были ей не под силу. Она делала множество полезных, нужных для его жизни дел, освобождала его от забот. Поэтому он вспоминал о бабушке, только когда хотел есть, гулять, когда требовалась помощь или защита.
Зазвонил телефон. Юный Шаров вскочил с дивана. Поднял трубку. Знакомый голос весело затараторил:
— Старик! Салют! Это я — Саня. Ты душ принял?
— Зачем… душ? — растерянно спросил юный Шаров.
— Забыл, что ли? Только ноги мой как следует. Там врачи проверяют. И уши мой. Могут не допустить.
— Почему… не допустить?
— Что с тобой, старик? Ты спал, что ли? Мы же идём во Дворец водного спорта. К Борису Ивановичу. Усёк? Плавки нашёл?
— Нашёл, — механически ответил юный Шаров.
Ему казалось, что его дружок Саня Ведерников звонит из далёкого беззаботного мира, где всё в порядке и бабушки не засыпают среди бела дня.
— Жду тебя у входа. В четыре. Пятки три лучше! Усёк?
Счастливый мир отключился.
Сегодня юный Шаров впервые думал о бабушке по-иному — без практической надобности. Почему-то вспомнил, как в раннем детстве она надевала ему под шапку платочек, чтобы мех не кололся и не задувал ветер. Когда он подрос, то стал стесняться этого платочка… И ещё стал обижаться, когда говорили, что он похож на бабушку. Как это мальчик похож на бабушку?! Ведь если ребята узнают об этом — засмеют! Он смотрелся в зеркало, стараясь убедить себя, что не похож. Но у него был нос бугорком, подбородок со впадинкой, волосы рыжеватые, как у бабушки…
Вспомнил, как много лет назад он с Баваклавой ездил в автобусе в лес, и бабушка рассказывала ему про деревья:
— Зимой все деревья одинаковые. А весной проклюнутся листья и деревья станут разными. Польёт сильный дождь. Глазастые цветы одуванчика запахнут мёдом и будут мазать нос жёлтой пыльцой.
Маленький Шаров испробовал цветок своим носом, а потом спросил:
— Как спят деревья?
— Стоя, — ответила бабушка, — покачиваются и спят.
Он задрал голову и увидел светло-зелёные кроны, которые покачивались и как бы плыли в голубом небе над головой.
— Они и сейчас спят, раз качаются?
Вместо ответа бабушка подвела его к осине. Ствол был гладким и зелёным, как гимнастёрка солдата. Бабушка показала ему дырочку — вход в дупло — и велела прижаться к стволу ухом. И он услышал, как поёт дерево. Тихо, тоненько, звонко.
— Почему оно поёт? — спросил мальчик.
— В дупле живут птицы.
И тогда маленький Шаров решил: «Деревья спят стоя, а в животе у них поют птицы. Хорошо быть деревом!»
Юный Шаров вздохнул и нехотя направился в ванную, отмывать свои чёрные пятки.
Стоя под душем, пыхтя и роняя на пол хлопья мыльной пены, он попробовал дотянуться до спины, но руки оказались коротки. Мочалка скользила по бокам, едва касаясь лопаток, дальше же было достать невозможно, и он чуть было не крикнул по привычке: «Баваклава, потри спину!» Но вовремя спохватился. В третий раз намылил живот — его удобно было мыть — и тёр мочалкой до тех пор, пока живот не порозовел. Пятки же отскоблить так и не удалось, они остались тёмными. Потом он долго стоял под душем с закрытыми глазами и чувствовал, как тёплые водяные шнурочки облегают тело.