«Полковникъ Родонѣ и мистриссъ Кроли давали вчера обѣдъ и вечеръ для избраннаго общества въ своемъ домѣ на Курцонской улицѣ, что на Майской ярмаркѣ. За обѣдомъ присутствовали: ихъ высокопревосходительства, грандъ и грандесса Питерварадинъ, его превосходительство, трехбунчужный Папуш-паша, турецкій посланникъ, и съ нимъ — драгоманъ миссіи, Кабобъ-Бей; маркизъ и маркиза Стейнъ, графъ Саутдаунъ, сэръ Питтъ и леди Дженни Кроли, мистеръ Уаггъ, и прочая. Вечернее собраніе мистриссъ Кроли удостоили своимъ визитомъ: вдовствующая дюшесса Стильтонъ, дюкъ де-ла-Грюйеръ, маркиза Чиширъ, маркизъ Александръ Страчино, графъ де-Кри, баронъ Шпапцугеръ, кавалеръ Тости, графиня Слингстонъ, леди Макадамъ, генералъ-майоръ и леди Гризельда Макбеты съ дѣвицами Макбетъ, виконтъ Паддингтонъ, сэръ Горацій Фоги, высокородный Сандсъ Бедуинъ, высокостепенный Боббахи Баггаудеръ», и проч, и проч. Читатель прійметъ на себя трудъ дополнить своимъ воображеніемъ еще двѣнадцать строчекъ мелкой печати, испещренныхъ именами наилучшихъ людей.
И въ обращеніи съ вельможами, наша героиня наблюдала такую же откровенность, которая отличала ее въ сношеніяхъ съ людьми низкаго разряда. Однажды, среди блистательнаго общества, Ребекка — можетъ-быть изъ тщеславія, вздумала вести оживленную бесѣду на французскомъ діалектѣ съ парижскимъ артистомъ. Леди Гризельда Макбетъ, стоявшая подлѣ, наморщила свое чело и нахмурила бровы.
— Какъ хорошо вы говорите по французски! замѣтила леди Гризельда, которая сама, объясняясь на этомъ языкѣ, никакъ не могла освободиться отъ ирландскаго акцента.
— Не мудрено, миледи, отвѣчала Ребекка, скромно потупивъ свои зеленые глазки; — я преподавала французскій языкъ въ пансіонѣ, и притомъ мать моя была Француженка.
Леди Гризельда была побѣждена этой скромностью, и почувствовала невольное снисхожденіе къ нашей героинѣ. Она оплакивала роковыя понятія времени относительно доброкачественности разнообразныхъ и разнохарактерныхъ породъ: но соглашалась въ душѣ, что по крайней мѣрѣ эта parvenue вела себя прилично, и никогда не забывала своего положенія въ джентльменскомъ кругу. Леди Гризельда была очень добрая женщина; сострадательна къ бѣднымъ, простодушна въ достаточной степени, незлопамятна и неподозрительна. Было бы весьма неосновательно обвинять ее за то, что она считала себя лучше насъ съ вами, одинъ изъ ея предковъ гордился своимъ происхожденіемъ отъ Каракаллы.
Леди Стейнъ, послѣ музыкальной сцены, почувствовала тайное душевное расположеніе къ мистриссъ Бекки. Молодыя леди гигантскаго дома принуждены были, одна за другою, уступить силѣ обстоятельствъ. Разъ или два, онѣ пытались напустить на нее извѣстѣйшихъ остроумцевъ, вооруженныхъ саркастическими эпиграммами; но этого имъ не удалось. блистательная леды Стоннингтонъ попробовала однажды выступить противъ нея съ огромнымъ запасомъ колкостей и насмѣшекъ, но неустрашимая мистриссъ Бекки поразила ее наповалъ, при самомъ началѣ перестрѣлки. Готовая отразить непріятельскія нападенія во всякое время, она встрѣтила ихъ съ простодушнымъ и невиннымъ видомъ, который въ сущности дѣла, былъ въ ней опаснѣе самыхъ рѣзкихъ проявленій изступленной злобы. Въ такомъ расположеніи духа, она высказывала весьма наивно самыя оскорбительныя колкости, и въ то же время извинялась въ нихъ передъ всѣми самыми безъискуствсннымъ образомъ, такъ-что каждый зналъ до мельчайшихъ подробностей, чѣмъ и какъ, въ данномъ случаѣ, она отразила своего врага.
Мистеръ Уаггъ, знаменитый острякъ и начальникъ всѣхъ траншей и подкоповъ милорда Стейна, былъ однажды подговоренъ нѣкоторыми дамами сдѣлать нападеніе на мистриссъ Бекки, и онъ взялся за это дѣло съ отчаянною смѣлостью, подмигнувъ напередъ своимъ прекраснымъ заговорщицамъ, какъ-будто желая сказать: «смотрите, какая пойдетъ потѣха». Вслѣдъ затѣмъ, онъ разразился безпощадною выходкой на бѣдняжку Бекки, которая между-тѣмъ, ничего не подозрѣвая, спокойно сидѣла за обѣдомъ. Застигнутая такимъ-образомъ врасплохъ, но съ оружіемъ въ рукахъ Ребекка устремила на своего противника младенчески-невинный взоръ, и поразила его не въ бровь, а въ самый глазъ, такъ, что мистеръ Уаггъ покраснѣлъ, побагровѣлъ и совершенно растерялся. Свершивъ этотъ импровизированный подвигъ, она снова принялась за свои супъ, и простодушная улыбка озарила ея кроткое лицо. Великій патронъ Уагга, сидѣвшій тутъ же за обѣдомъ, бросилъ на него такой дикій, изступленный взглядъ, что несчастный готовъ былъ запрятаться подъ столъ, и расплакаться, какъ ребенокъ. Онъ жалобно взглянулъ на милорда, никогда неудостоившаго его своей бесѣдой за обѣдомъ; взглянулъ и на своихъ прекрасныхъ соучастницъ, которыя однакожь отвернулись отъ него съ замѣтнымъ пренебреженіемъ. Около шести недѣль, послѣ этой сцены, не приглашали его къ обѣду, и мистеръ Фичъ, довѣренное лицо милорда, получилъ приказаніе объявить Уаггу, что если онъ опять осмѣлится сказать какую-нибудь грубость мистриссъ Ребеккѣ Кроли, или сдѣлать ее мишенью своихъ глупыхъ шутокъ, то милордъ немедленно соберетъ и представитъ всѣ его долговыя обязательства, куда слѣдуетъ, и заморитъ его въ тюрьмѣ безъ всякаго милосердія и пощады, Уаггъ расплакался передъ Фичемъ, и умолялъ своего милаго дружка замолвить за него словечко передъ милордомъ. Затѣмъ онъ написалъ мадригалъ въ честь мистриссъ Ребекки Кроли, появившійся въ ближайшемъ нумерѣ «Гарумскарумскаго Магазина», гдѣ редакторомъ былъ самъ мистеръ Уаггъ. Усерднѣншія мольбы его обращались и къ самой Ребеккѣ, когда онъ встрѣчалъ ее въ знакомыхъ домахъ. Въ клубѣ онъ особенно старался угодить мистеру Родону, и завербовать его на свою сторону. Послѣ всѣхъ этихъ усилій и хлопотъ, мистеръ Уаггъ, черезъ нѣсколько времени, снова удостоился приглашенія въ Гигантскій домъ. Ребекка всегда была добра, и не думала сердиться на мистера Уагга.