Двадцать лет пустовала земля только потому, что если бы она не пустовала, то у четырех хозяев участков ее было бы больше, чем «положено». Пусть лучше сад погибнет, пусть земля ничего не дает, пусть на ней хулиганье хозяйничает и делает набеги на соседние участки, чем у одних будет земли чуть больше, чем у других. Пусть лучше пропадет, чем у кого-то будет больше, чем у всех. Равенство превыше всего...
В 1936 году я пошел учиться в первый класс начальной школы, которая называлась опорной или — среди детворы — «опоркой».
Звание опорной ей официально присвоил районный отдел народного образования, и оно означало, что все начальные школы района должны были в своей работе опираться на передовой опыт преподавания в этой школе.
Когда мой сын пошел в первый класс, я, естественно, поинтересовался постановкой обучения и не нашел большой разницы с той методикой, по которой учили нас в «опорной» школе.
Родители и старший брат рассказывали, что мне повезло, потому что последний на себе испытал некоторые новаторские послереволюционные приемы обучения. Для воспитания коллективизма ученики разбивались на бригады, и отметка за успеваемость ставилась всей бригаде по результатам ответа одного ученика. Письменная контрольная работа тоже писалась одна на бригаду.
Еще старший брат испытал на себе и комплексный метод обучения, суть которого сводилась к тому, что отдельных дисциплин (русский язык, арифметика, рисование и т. п.) не было, а было так называемое предметное обучение.
Например, сегодня изучалась корова. На первом уроке изучалась корова как таковая, т. е. что у нее есть рога, из которых можно делать гребешки для волос, вымя, из которого можно выдоить молоко, шкура, из которой после ее обработки можно сшить сапоги. Параллельно изучалось, что можно сделать из молока. Далее рассказывали, как содержать корову, как устроена маслобойня, как дубить кожу и т. п. На втором уроке корова изучалась как слово русского языка: корова — имя существительное, а коровье — уже прилагательное, правописание, склонение и т. п. На третьем уроке несчастное животное изучалось с точки зрения арифметики: у каждой коровы два рога, в стаде десять коров, сколько рогов из этого стада можно сдать на завод для выработки гребешков?
При мне всем этим уже переболели, учили нормально и добротно.
В школе было всего четыре класса. В нашем первом классе было 42 человека. Здание школы очень удобное, классы светлые, большая рекреация, хорошая мастерская для уроков труда, библиотека, комната кружковой работы. При школе — прекрасный сад и участок для игр, все это огорожено добротным забором. Чистота, порядок и дисциплина в школе были образцовыми. Квалификация учителей высокая.
В школе не было никаких издевательств старших над младшими. Идеи коллективизма учителя нам прививали очень настойчиво, но не навязчиво. Это у них получалось хорошо, и мы с большим удовольствием принимали участие в многочисленных мероприятиях. Сейчас вспоминаю, что мы все время были при деле, т. е. под надзором и при влиянии учителей.
В 1937 году, когда я был во втором классе, готовились к встрече 20-й годовщины Октябрьской революции. В школе планировалось торжественное собрание, мне было поручено на нем выступить от второго класса. Естественно, я должен был подготовить выступление на две страницы и предварительно показать учителю. С текстом никаких проблем не было — было откуда переписать. Выступление надо было обязательно закончить словами: «Да здравствует товарищ Сталин — великий вождь и учитель».
В то время я много слушал радиопередач, с тех далеких времен радио и сейчас мне роднее телевизора. В этих передачах часто упоминалось имя Молотова — тогда он был председателем Совнаркома, т. е. главой правительства. В моем детском мозгу сложилось четкое представление: самый главный и самый великий, конечно, товарищ Сталин, а Молотов — его самый-самый первый помощник. Поэтому «Да здравствует» надо провозгласить обоим. Обоим-то обоим, но первого надо как-то особо выделить. И свое выступление я закончил не совсем так, как было в рукописном тексте, а именно: «Да здравствует стальной товарищ Сталин и железный товарищ Молотов!»