– Слушаю, господин штандартенфюрер?
– Сейчас пойдешь на Пушкинскую. Найдешь там гауляйтера Вольфа. Передашь ему мою просьбу. – Он на весу, на клочке бумаги быстро написал записку, закончив ее размашистым росчерком, после чего отдал обер-лейтенанту. – С его разрешения, в жилом секторе найдешь Катарину Гордееву. Приведешь ее ко мне. И поторапливайся. Это очень важно.
Дождавшись, пока адъютант скроется на лестнице перехода на станцию Пушкинская, Георгий Иванович тяжело вздохнул и зашел в свой кабинет.
Глава 4
Нацистская штучка
Вспышка ослепила его. Парень зажмурился, но продолжал видеть, как его преследователь визжит от страха, отбиваясь от чего-то, как сгустился вокруг фашиста густо-лиловый цвет, потемнел до фиолетового, чернильный сгусток скоро рассеялся, но человека там уже не было. Как он мог видеть сквозь веки – не знал. И тут его осенило. У него нет век. Нет век, нет рук, ног, головы – ничего нет, но он сам есть. Вот он, тут!.. Где тут?
Он почувствовал, как его тело исчезло, растворилось до атомов и превратилось в поток частиц. Это была уже не материя, а лишь сознание, из которого та же непостижимая сила, разрушившая его тело, создала нечто новое. Казалось, что он на беспредельно короткий миг и одновременно бесконечно надолго стал частью чего-то огромного, включающего в себя все мироздания, естества, частью могучей силы Бытия, силы, присущей каждой даже самой мельчайшей частице Вселенной.
Теперь Сергей почувствовал, что кто-то смотрит на него самого. Смотрит издалека и в то же время разглядывая в упор. Множество любопытных глаз наблюдают за ним, но не видно ни одного! Кто-то, спрятавшись за туманом, просвечивал его насквозь, разглядывал со всех сторон, обнажая душу, читал мысли, как будто перелистывая страницы его памяти. В обратном порядке… Теперь еще раз, словно перечитывая интересный момент, потом снова назад, назад, назад… «Сергей?.. Знакомое слово». Родное, но что оно обозначает, парень уже не мог вспомнить. Он уже не помнил себя самого, но кто-то добирался до дна его памяти. Словно мокрой тряпкой стирая со стола ненужные крошки, оставляя только саму суть. Ничто не могло сравниться с этим ощущением: у него не осталось никаких тайн, никаких! Хоть бы и ему рассказали… Что это? Он попал на Страшный Суд? Так это происходит? Или все намного проще? Невиданное явление просто парализовало разум. Он уже не хотел думать, ничего не осталось, кроме ощущений: он смотрел на радужные переливы красок и полностью поддался их гипнозу. Только один образ оставался в голове: «Катя». Нет, еще цифры: «545». Что же они обозначали? Не так давно для него это что-то значило. Что-то очень важное. Недавно… или бесконечно давно. Он уже не мог отделить даже для себя, что и когда произошло в его жизни и что важно, а что второстепенно.
Его окружала пустота, не представляемая человеческим разумом бесконечность… Ее нельзя было увидеть, и не было у нее границ, он это как-то знал, хоть и не находилось этому знанию никакого объяснения… Сделал шаг, но ног не чувствовал. Как же тогда можно было двигаться? Не повернуть головы, не моргнуть. Не ощущая себя, он почему-то перемещался. В пространстве? Или он стоит на месте, бестелесный призрак, уменьшившийся до одной точки, а пустота вокруг движется? Непрозрачная, как туман, красиво переливающийся разными цветами. Она… Большинство слов, которыми он пытался назвать. Это, были женского рода. Пусть будет Она. Пустота. Изменчивая. Красивая…
В кабинете ждал сюрприз. Записка от рейхсфюрера, канцлера Рейха Константина Сергеевича Ширшова с приглашением своего старого друга Штольца в допросную. «Что еще придумал этот неугомонный? Опять какая-то нацистская изюминка?» Но отказаться Штольц не мог. Не принято было в Рейхе пренебрегать дружбой второго человека в государстве, да еще и с таким трудом завоеванным доверием. Слишком долго подбирался к Ширшову. Слишком долго добивался от него этого доверия. Этот человек нужен был резиденту с того момента, как заработала агитационная типография, которой тот заведовал. Агитки были очень опасным оружием. Намного опасней, чем патроны или пулеметы. Этого он, как профессиональный разведчик не мог не понимать, поэтому так дорожил «дружбой» рейхсканцлера. Время до прихода Федора с Катей еще оставалось, поэтому Георгий Иванович закрыл дверь и быстрой походкой направился в сторону Тверской.
«Нацистская штучка» оказалась интереснее и удивительнее, чем мог предположить даже и один из ведущих аналитиков Рейха! Вместо привычного крепкого бритоголового молодца с измазанными кровью кулаками и его жертвы посреди комнаты сидели друг напротив друга миниатюрная девушка и перепуганный постовой из туннеля. Он уже осознал, что бить его не будут, и немного расслабился. Девушка улыбалась и задавала вопросы тихим приятным голосом, поглаживала по руке допрашиваемого и смотрела прямо ему в глаза, ни на секунду не отводя взгляда.