Вероника Анатольевна опустила глаза и, прижав руки к лицу, заплакала, сев на стул. Наташа смотрела на нее и в ней боролись противоречивые чувства.
— Мама, я прошу тебя, сходи, «зашейся» что ли, но ведь так больше продолжаться не может.
Вероника Анатольевна ничего не отвечала, а только тихо плакала, словно соглашаясь с дочерью. Наташа обняла ее и почувствовала, как внутри у нее все съёжилось, и в желудке появилась какая-то пустота. Она гладила мать по седым волосам, за которыми она давно уже перестала следить.
— Мамочка, ты ведь была такая красивая, давай все начнем сначала, я помогу тебе, — пробормотала Наташа, — только ты не пей больше, — давай завтра же пойдем к врачу.
Мать, ничего не отвечая, прижала сморщенные руки к опухшему лицу и продолжала всхлипывать. Наташа сняла куртку и, повесив ее в гардероб, подняла маму под руку и повела ее в спальню.
— Пойдём, ляжешь, поспи немного, а я ужин приготовлю, мне сегодня как раз в ателье немного заплатили, так сказать аванс.
Она уложила мать и, накрыв ее шерстяным пледом, погасила свет. За окном стало совсем темно, а Наташа продолжала задумчиво смотреть в темноту ночи.
Этот проклятый дождь, казалось он никогда не кончиться, подумала Натали. Посмотрев на часы, она была уверена, что скоро появиться Ян с той, как он выразился замарашкой. Они не заставили себя долго ждать. Вскоре к дому подъехала автомобиль Зингера и оттуда вышли двое, его русский телохранитель Петр и молоденькая, совсем худая, казалось изможденная девочка. Натали прикрыла глаза ладонью и подавила в себе стон, который хотел вырваться из груди. Одной больше, одной меньше, сказала она себе, я не должна всем им сочувствовать, ведь меня ни кто не жалел. Вскоре в двери повернулся замок и широкоплечий охранник, втолкнул девчонку.
— Привет, Петь, а что так грубо? — попыталась пошутить Натали.
— Эта малолетка, черт бы ее побрал, сначала говорит одно потом другое… истерик нам только не хватало. Объясни ей, что к чему, — он шмыгнул носом, — а мы поехали.
— Хорошо, — грустно улыбнулась Натали, положив свою руку ему на плечо. Закрыв за ним дверь, она посмотрела на девчушку, казалось ей не больше пятнадцати. Она была похожа на затравленного дикого зверька, очутившегося лицом к лицу с жестокостью мира, о которой будто узнала только вчера. Она молча смотрела на Натали, но в её глазах не было той ненависти и вызова, с которыми она смотрела на Петра.
Натали протянула ей пачку с дорогими немецкими сигаретами и добродушно кивнула в знак солидарности.
— Я тебя понимаю, детка, — сказала она, поднеся к сигарете девушки зажигалку, — не волнуйся, это хорошо, что ты попала ко мне, а не к кому-нибудь другому. Конечно, ничего нет хорошего в этом месте, но тебе лучше будет у меня, можешь поверить. А теперь давай знакомиться? — она протянула ей ухоженную руку с красивым маникюром.
Девушка, словно стесняясь своей маленькой руки с обкусанными ногтями, помедлила и, вытянув пальцы, позволила сжать их этой, как ей показалось на первый взгляд, приятной и решительной женщине.
— Настя, — просто назвалась она, — хочешь услышать историю моей жизни?
— Я не в праве тебя неволить, но если захочешь, я смогу помочь тебе все заново пережить.
— Ты так странно говоришь, обычно меня посылали куда подальше, — Настя выругалась, — прости, я не буду больше, ты такая красивая и… ты здесь…
Натали, усмехнувшись, поднялась с кровати и, подтянув пояс на красивом шелковом халате цвета спелой вишни, подошла к туалетному столику и взяла оттуда бокал с мартини. Отпив глоток, она взяла с фарфоровой тарелочки две маслины и, положив их в рот, спросила.
— Ты есть хочешь?
— Хочу, — призывно ответила Настя, — так со стороны посмотришь на всё это и не сразу поймешь, что это бордель.
— Ты права, — кивнула Натали, — сколько тебе лет, чудо ты моё непутевое?
— Семнадцать, а тебе? Или ты уже в том возрасте, когда об этом не спрашивают.
— Почему, — пожала плечами Натали, — я недалеко от тебя ушла — двадцать один.
— М-да, и у тебя юность загубленная? — усмехнулась Настя, — и у меня, — она опустила глаза, — я ни разу не пробовала, это мартини? В кино видела, что с оливками его пьют.
— Успокойся, ты еще маленькая, — серьёзно ответила ей Натали и, взяв телефон, набрала номер кафе «Kloster». — Сейчас я закажу ужин, а ты пока сходи, прими душ, возьми чистое полотенце в шкафу в ванной, найдёшь… Hallo, ist es «Kloster»? Ich wollte das Abendessen bestellen… Zwei Portionen der gebratenen Huhn mit der Ei, den Salat unter der Nummer 12 mit den Meeresprodukten[3]… ты ешь кальмары? — спросила Натали всё еще стоявшую в комнате Настю, на что она кивнула и спросила.
— А жареная картошка есть?
— Минутку, — улыбнулась ей Натали и продолжила, — Die gebratene Kartoffel, drei Portionen, den Apfelsaft, also, und… Die Schokolade[4],- Натали, улыбаясь посмотрела на Настю которая с любопытством слушала её и покачала головой, — Allen, gut, warten wir, auf Wiedersehen[5]. Иди, купайся, приучайся все делать быстро и забудь грызть ногти, извини, но это ужасно.
Настя опустила глаза на свои руки и, кивнув, быстро шмыгнула в ванную комнату. Натали положила телефон на место и открыла записную книжку. Сегодня у нее должен быть Туер Румпель, а потом на всю ночь какой-то господин Шрам. Она поморщилась, перебирая в голове все эти имена, и почувствовал себя, наверное, так же, как та девчонка, которая сидела в ванной под потоками горячей воды, прижавшись спиной к стене.
Настины слезы смешивались с водой, и она чувствовала себя паршиво, если не сказать еще хуже. Она плакала, и ей так не хотелось выходить из этой красивой ванной комнаты в будуар проститутки, которая, так же как и она была всего лишь вещью в цепких руках Зингера и таких же, как он. Настя знала, что пройдёт время и Натали не будет такой красивой, в её глазах уже была пугающая пустота, лишь сердце еще оставалось наверняка прежним. Но пройдёт время и всего этого не будет и она (Настя) станет такой же. А потом? Они все рано умирают, если не найдут богатого клиента, который захочет жениться, но такое бывает только в кино. Настя выключила воду и, отодвинув занавеску, протянула руку к полотенцу, как услышала мужские голоса, доносившиеся из комнаты. Быстро вытерев тело, она набросила на себя халатик и на цыпочках подкралась к двери. Там был мужчина, она слышала, как хлопнула входная дверь, и один из двух остался. Они говорили по-немецки, и Настя ничего не могла понять, за исключением некоторых фраз.
Внезапно дверь открылась, и она чуть не выпала в коридор. Натали втолкнула её обратно и, шикнув на неё, пробормотала.
— Незапланированный клиент, сиди здесь, а когда услышишь, что кто-то идёт сюда, забирайся в бельевой шкаф, благо, места там для тебя хватит, — она включила воду.
— А зачем? — непонимающе спросила Настя.
— Дура, — грозно прошептала Натали, — совсем не соображаешь, — она сбросила с себя халат, под которым ничего не было и, отодвинув занавеску, зашла в ванную, — тебе так хочется что ли?
— Ты что об этом?
— Нет, если он тебя увидит, мы будем в пятнашки играть, — Натали, задёрнула шторку и сделала воду погорячее. Как вдруг Настя услышала шлёпанье босых ног. Затем последовал стук в дверь и призывный басистый голос, явно принадлежащий крупному бюргеру. Девушка быстро юркнула к бельевому шкафу, отодвинула дверцу и как только нырнула туда, услышала щелчок открываемого замка.
— Du hier, mein Kitzchen? [6],- спросил он. Настя ничего не видела и только слышала, как перестала течь вода и Натали ему что-то ответила на немецком.
— Wirr werden gehen, ist dort viel bequemer[7],- улыбнулась ему Натали, потянув его за собой, и говоря что-то о скользком поле, на что толстяк рассмеялся и согласился с нею.
Когда они ушли, Настя приоткрыла дверь шкафа и прислушалась, она решила не покидать своего убежища, а дождаться пока Натали не освободит её от мучительного ожидания.
3
Здравствуйте, это «монастырь»? Я хотел заказать ужин… две порции жареной курицы с яйцом и салат под номером 12 с морепродуктами (нем.)