— Я ее пригласил, чтобы нам было веселее, — звучит правдиво.
— Конечно, конечно, я не против! Только за! Гермиона, проходи, — женщина указывает рукой на кухню. И Гермиона мнется.
— Это вам, я выбирала на свой вкус, поэтому пойму, если вам не понравится…
Девушка вытягивает сверток вперед. Скромно обвернутый в крафтовую бумагу. Совершенно не вписывающийся в этот дорогой интерьер. В эту атмосферу и в жизнь Малфоев. Гермионе вдруг стыдно. Она сделала это от души, совершенно позабыв о том, кому предназначался презент.
— Что ты, не стоило… — Нарцисса забирает подарок и кладет его рядом с подарком Драко. — К столу, прошу!
Буквально через полчаса, Гермионе удается расслабить плечи. Обстановка за столом оказывается расслабляющей. Во многом благодаря Забини, который смешит Нарциссу историями и своими неудачами в любовных делах. Грейнджер редко смотрит на Малфоя. Он почти молчит и просто наблюдает за матерью, улыбаясь. Его любовь к ней ощущалась в воздухе. Гермиона видит его по-другому. Совершенно с иной стороны.
— Гермиона, почему ты решила посвятить свою жизнь служению закону? — Нарцисса отрезает от лимонного пирога дольку и сразу же кладет ее в тарелку Забини.
Грейнджер чувствует, как на нее устремились три пары глаз.
— Думаю, это кровь Гриффиндора во мне бурлит, — отшучивается. Ей неловко. Как вообще можно говорить на эту тему в присутствии Нарциссы. — Прошу прощения, а где у вас уборная?
Грейнджер уверена, ее сразу раскусили.
— Прямо по коридору, левая дверь, — отвечает за мать Драко.
Гермиона умывает холодной водой лицо. Ей сложно. Сложно быть здесь. В тысячу раз легче слушать свою бабушку, глотая ее упреки о своей личной жизни, чем отвечать Нарциссе, что в Авроры она пошла, чтобы не допустить того, что было во время войны. А ведь они были на разных сторонах.
«Черт, соберись»
Она делает серию горячих вдохов и выдохов, натягивает на лицо улыбку и выходит. Смотрит по сторонам. Здесь правда красиво. Уютно. Продумана каждая мелочь. Хочется рассматривать и рассматривать.
Грейнджер останавливается у камина и замирает. На нее смотрят множество колдофотографий из рамок. На ней вся семья Малфой. Взгляд цепляется за одну небольшую фотографию и ей даже приходится прищуриться, чтобы разглядеть ее. На ней маленький Драко. Ему от силы годика три. И он, обоже, верхом на единороге. Девушка прыскает в кулак и вздрагивает, когда эту самую фотографию берет в руки Нарцисса, подошедшая совсем незаметно.
— Я помню тот день, — улыбается женщина, отдавая в руки Гермионы рамку, чтобы лучше взглянуть на фото. — Я думаю, ни для кого не секрет, что единороги подпускают к себе только женщин. Видимо это великолепное создание приняло Драко за красивую девочку.
Гермиона теперь уже смеется увереннее. Это действительно забавно. Ведь на фото очаровательный ребенок с белыми волосами и ангельским личиком.
— Он здесь правда похож на девочку, — по-доброму говорит Грейнджер и ставит рамку обратно.
— Ох, а здесь мы на этих островах. Практически все лето проводили на Фарерах…
На фото Нарцисса с Люциусом машут куда-то вверх, туда, где в воздухе завис уже подросший Драко и болтает ногами на метле.
Гермионе необычно узнавать эту семью с другой стороны. Если не брать в расчет то, что Люциус и Драко позже стали Пожирателями, она помнила эту семью с вечной статной походкой, вздернутым подбородком и надменным взглядом. Но смотря на эту коллекцию воспоминаний семья казалась какой-то…
Настоящей.
Приземленной.
Обычной…
Нарцисса тянется за следующей фотографией, но замирает в миллиметрах от стекла рамки и лишь нежно касается ее.
На ней Люциус.
Люциус смотрит на жену с восхищением и любовью.
Еще живой Люциус.
— Как думаешь, ему было больно? — режет вопросом своей внутренней болью.
И Гермионе хочется отгрызть себе язык, но буквы складываются в нужные слова:
— Гарри говорил, что это быстрее, чем засыпать…
Женщина мнется. Хмурит брови и вздыхает.
— Хорошо… это хорошо…
И их молчание вымученное. Болезненное для каждой. Они потеряли на войне близких и обе знали это отвратительное чувство носящее в себе смерть.
— Я не хотела тебя смутить, когда спрашивала про твою работу, — несмело начинает Нарцисса. — Я знаю, что Драко поселил меня здесь из-за того что творится в мире, как бы он не пытался скрыть от меня информацию, до меня доходит все. От меня мало пользы, я порой забываю множество вещей и думаю в прошедшем времени, а когда вспоминаю все, то становится невыносимо больно.
— Мне жаль, — Гермиона поворачивается к ней лицом.
И ей правда жаль. Они все были заложниками ситуации, а у Нарциссы вообще не было выбора и даже палочки…
— В этом нет твоей вины, Гермиона… просто… Пожалуйста, защити его… У меня остался лишь один он. Я знаю, что это твоя работа, но пожалуйста…
— Я не считаю Драко работой!
Вот и все.
Вот Гермиона и ответила на все свои вопросы, которые пыталась сжечь в своем сознании.
Драко не работа.
Она признала это вслух. И этот тяжелый камень свалился с ее плеч.
Именно сейчас, будто именно в этой точке текущего времени это нужно было сказать. Обновить правду, которая так давно родилась. Признаться и пустить все на самотек. Пусть будет. Пусть рядом, пускает корни и разрастается.
Остаток вечера проходит очень хорошо. Все устроились в гостиной, включили граммофон с пластинками от Гермионы и посвятили себя разговорам. Обсуждали все вокруг, обходя острые темы, касающиеся войны, Люциуса и других ненужных воспоминаний в их компании. Они были просто людьми.
Настоящими.
Приземленными.
Обычными.
*
Уже вечером, Гермиона стоит на балконе своей спальни. Дышит, дышит воздухом, которого не хватает в ее легких.
«Драко не просто работа»
Хочется ей этого или нет, но потребность в нем увеличилась. Хочется видеть его именно таким, каким он ей открылся. Новым. Честным. Интересным.
В дверь стучат. И на пороге появляется Малфой.
Наверное она сходит с ума. Вселенная исполняет ее желания.
Боже.
— Зачем ты стучишь, это ведь твой дом, — Гермиона подходит к раскрытой балконной двери и облокачивается на ее раму, старается не выдавать себя и свой огонь внутри нее.
Малфой оглядывает ее спальню и направляется к ней.
— У меня есть манеры, Гермиона.
«Гермиона»
Так непривычно. Без яда в голосе и надменного тона. Малфой делает сейчас ошибку, она точно в этом уверена. Потому что он подходит к ней почти вплотную и встает напротив, облокотив собой другой край проема.
Они стоят разделенные жалкими двадцатью сантиметрами. Косят на друг друга взгляды.
— Спасибо тебе за сегодня, — почти тихо.
Гермиона видит, как трудно ему даются такие фразы.
— Нарцисса чувствовала себя сегодня хорошо, — добавляет он.
И Грейнджер от чего-то вдруг вспоминает ту колдофотографию. Улыбается и отводит взгляд в сторону, чтобы совсем не рассмеяться.
— Что такое?
— Знаешь, если бы сейчас тебя увидели единороги, то вряд ли подпустили бы к себе, — и этого достаточно, чтобы не сдерживая себя начать смеяться. Гермиона хохочет, видит, как Драко еле сдерживается: кусает губы, давя на них улыбку и в конце концов сдается.
Они ломают между друг другом заборы, которые разделяли их. Все правила и устои.
Все в топку.
Сжечь дотла.
Все с чистого листа.
Гермиона еще мелко смеется, но останавливается, когда Малфой достает из кармана сигареты.
Она думает, что он хочет добить ее этим, но молчит. Молчит и смотрит. Совершенно не стесняясь этого.
Господи.
Между ними вообще ничего и эти сантиметры кажутся миллиметрами. Малфой прикуривает сузив глаза, смотря прямо сквозь нее, в самую душу.