— Он давно уже должен был их пожарить, — сказал он неуверенно. — Наверно, пошел в кладовку и сейчас поднимается к нам.
— Нет, он у холодильников, — сказал Уолкер.
Луки бросил взгляд на выключатели. Свет в подсобном помещении был выключен.
— Он там, в темноте? Он что, спит? — спросил Луки недоверчиво. — На него это непохоже.
Лицо детектива вытянулось, он криво усмехнулся:
— А ты пойди проверь!
Какое-то шестое чувство помешало Луки открыть дверь в подсобку. Наблюдая за детективом, он находил поведение его все более странным.
— Ну давай! — сказал детектив. И тут Луки охватило ужасное предчувствие. Но возразить не посмел, его словно загипнотизировали. Он послушно включил свет.
— Открой дверь! — приказал детектив.
Негр хотел отказаться, хотел сказать белому, чтобы тот сам открыл дверь, но тут глаза Луки встретились с блестящими глазами детектива, и воля его иссякла. Он пугливо потянул на себя дверь и, заглянув внутрь, увидел Сэма, лежащего между ящиками с овощами.
— С ним что-то случилось! — вскрикнул он и бросился вперед, чтобы помочь Сэму. — Как это он упал? — Он схватил руку мертвого. — Эй, Сэм, что с тобой? Ты что?.. — Слова застряли у него в горле. Он заметил, как из-под волос Сэма на пол стекает кровь. Чуть погодя Луки прошептал: — Он, это… Он мертвый…
Луки знал, что детектив стоит за его спиной и наблюдает. Он знал сейчас и то, что этот белый убил Сэма, и именно поэтому вел себя так странно.
— Ты тоже не веришь, что это несчастный случай, а? — негромко спросил детектив. — Что я не хотел убивать Сэма?
Луки видел рану на голове Сэма и понимал, что это был не несчастный случай. Но сказал: «Конечно, не хотели…» — И, поскольку эти слова прозвучали не слишком убедительно, добавил громче:
— Вы целились в него, сэр, как перед тем, наверху, целились в меня. И потом… случайно… спустили курок вашей пушки. Это яснее ясного — сразу видно.
— Нет, ты сам в это не веришь. И никто не поверит. Цветной, которого пьяный убил из незарегистрированного оружия, — кто же поверит в несчастный случай?
— Я поверю, шеф. Я вам верю, — это звучало как мольба.
— Никто не поверит, — повторил Уолкер. — Ни судья, ни присяжные — никто… Ты представь себе, что я стою перед судом и лепечу что-то о несчастном случае. На эту удочку никто в мире не попадется! Предположим, там, на Миссисипи, я мог бы спасти свою шкуру, даже если бы мне не поверили. Но в Нью-Йорке? Они посадят меня на электрический стул.
— Нет, босс! — воскликнул Луки. — Я всем скажу, что это несчастный случай… Я скажу им, что я все видел своими глазами. Я скажу, что толстяк Сэм бросился на вас и что вы оборонялись… Что у него в руках был нож… — В голосе его звучало рыдание. — Клянусь вам всеми святыми, сэр, я вам верю.
— Ничего не поделаешь, — пробормотал детектив.
Медленно, очень медленно поворачивал Луки голову к двери. Он плакал, слезы залили все его лицо. Он смутно видел очертания детектива, поднимающего пистолет. Все, что он мог различить, это черное отверстие пистолета.
Он знал, что сейчас произойдет, и понимал, что ничто в мире не сможет этого предотвратить.
…Пуля попала ему между глаз.
Джимми напевал красивый старый спиричуэл[1] своим низким басом, вычищая урны и ставя их к стене у лифта. Всего-то и работы, что доставать их из подъемника, переворачивать и подставлять под сильную струю воды.
Обычно ему в этом деле помогал Луки, а толстяк Сэм тем временем готовил завтрак. Но он знал, что Луки беседует с пьяным полицейским, и не жаловался. Луки был, так сказать, его боссом — он работал здесь дольше остальных. Работа эта для Джимми была не очень тяжелой. Конечно, урны не пушинка, но бог не обидел Джимми силенками. Внешность часто обманчива: при росте в 1 метр 81 сантиметр и весе в 80 килограммов Джимми на многих производил впечатление подростка.
Этот пьяный коп[2] злил его. Джимми был голоден, но подняться и посмотреть, что задержало Сэма и Луки, ему не хотелось. Ему не хотелось вступать в перепалку с пьяным белым. Луки и Сэм на это еще способны, а он нет, для этого он слишком горяч. «Ничего, это у тебя пройдет с возрастом», — говорили ему ребята постарше. Только это не совсем так. Тут дело не в молодости. Просто он хотел, чтобы с ним обращались по-человечески, вот и все.
Но есть там полицейский или нет, пора съесть цыпленка! Он испытывал такой голод, что мог бы запросто съесть сразу двух или трех.
Спустившись в подвал, он повесил на вешалку халат, потом спрятал в шкафчик перчатки и шапку.