========== Семь ступеней для добродетельной души. Ступень первая ==========
Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра,
И ветер свеж, и ночь темна, и нами выбран путь — Дорога Сна.
(«Мельница»)
***
Историческая справка: 31 мая 1310г на Гревской площади в Париже, доминиканской инквизитор Гийом Парижский зачитал приговор, в котором объявил, что Маргарита, по прозвищу Porete, бегинка, повторно впавшая в ересь, передается светской власти для наказания, и приказал, чтобы все копии книги, которую она написала, были конфискованы и сожжены. Это загадочное дело тесно переплетается с громким процессом, связанным с разгромом ордена тамплиеров.
О наших героях мы знаем очень мало, и история чудом сохранила их имена, а главное, ту самую КНИГУ — «Зерцало простых душ», текст которой был обнаружен XX веке и является интересным примером яркого, смелого и оригинального образца «народной теологии» и подлинного мистицизма бегинов, который возник в конце XIII века в христианской Европе.
***
От автора к читателям: структура текста выдержанна в формате КНИГИ, где происходит диалог между разными героями: Душой, Разумом, Любовью, Истиной, Верой, Добродетелями и другими. Каждый из них наделен собственным суждением, спорит, рассказывает… Поэтому в этом тексте появляются подобные герои, от лица которых или о которых идёт повествование:
Душа — голос Маргариты Поретанской
Истина — голос автора Книги
Любовь — голос Гайярда из Крессонсака
Вера — голос тех, кто представляет Церковь или учит богословию
Разум — голос тех, кто представляет светскую власть
Дух — голос тех, кто был несправедливо осужден на смерть и забвение.
Дисклеймер: в тексте изложено мнение автора, основанное на изучаемом материале, которое может не совпадать с Вашим.
***
Душа: Я обещаю, сказала Душа, с тех пор, как Любовь переполнила меня, рассказать нечто о семи ступенях, что мы называем состояниями, каковыми они и являются. И они — те степени, благодаря которым можно подняться с равнины на вершину горы, c которой не видно ничего, кроме Бога. И каждая такая степень существования имеет свой собственный уровень.
Первая ступень или уровень проявляется тогда, когда Душа, затронутая Божественной благодатью и освобожденная ее силой от греха, намерена соблюдать до конца своей жизни, пока не придет смерть, указания Бога, что Он дает, согласно Закону. И так, Душа рассматривает и считает, с великим опасением, что Бог побуждает любить Его всем ее сердцем, а так же — ближнего своего, как саму себя. И кажется этой Душе, что это достаточный труд для нее, и она знает, как его творить. И кажется ей, что, если она проживёт тысячу лет, ее сила будет полностью направлена на улучшение и сохранение этих указаний.
Свободная душа…
***
Истина: Ты просила называть тебя Маргаритой [1], хотя это имя и не было дано тебе крещением. Взрослые назвали бы это богохульством, но мы считали такое игрой.
— Берегись, страшный Змей! — кричала ты, гоняясь за мною по двору, я же, нацепив на голову выбеленный солнцем коровий череп, убегал, дразнил, корчил рожи.
Она была простой пастушкой, но иногда, обнимая ягнят, мнила себя дочерью знатного отца, что вышла погулять за стены родового замка со своими служанками и расположилась на отдых на зеленом ковре летнего луга, полного изящных цветов с утонченным ароматом. А я? Я был именно тем сыном правителя, что проезжая мимо, влюбился в юную и свежую девушку с первого взгляда.
Но то были наши нежные грезы, в которых мы жили, не имея других, и сохранили на многие годы вперед. И, если у Франциска была Клара [2], то у меня была моя Маргарита! Та, что одним своим целомудренным и любящим взглядом прекрасных серых глаз, обрамленных длинными шелковистыми ресницами, вселяла в меня уверенность, поддерживала, направляла. А ее губы, сродни спелой вишне, шептали слова восхищения и любви.
Когда подошли мои годы, я уехал из Валансьена [3] учиться богословию в Париж. И занимали меня уже иные вещи, хотя Маргариту я не забывал никогда.
Вчитываясь в строки Святого писания, я понимал, насколько мало мы знаем о Боге и его божественной природе: о том, как любит душа, какова эта любовь на вкус, почему любовь заставляет пламенеть от страсти, как слиться душой с божественным и что такое экстаз? Эти мысли занимали моё естество, и в знаниях своих я тянулся к опыту тех, кто мог приоткрыть завесу этой тайны. Ибо природа ее была мистической, связанной с видениями, откровениями и… опытом.
Моё любопытство подтолкнуло меня к знакомству с людьми, которые проявили рвение к изучению этих явлений и в последствии наставили меня заняться тем же: познанием Бога, через одну из Его ипостасей — Святого Духа.
Именно от них я узнал об идеях запретных, но настолько привлекательных, что, скрывая свои мысли, я занялся тайным учением, отыскивая ключи к разгадке в смыслах Откровения Иоанна Богослова. И так, не будучи ревнителем идей иоахимитов [4], я занялся тем, что называем мы Светом [5] и Тьмой [6] в познании божественного. И на то имелось множество способов и шагов для совершенствования души, описанных в учениях [7], множество рассуждений о природе божественной любви, но я задумал, а знаний на тот момент у меня было достаточно, описать волнения Души. Не тот подготовительный момент, когда она только начинает понимать своё предназначение, а то, как, охваченная любовью, изменяется и сливается с Ним, как чувствует себя в Нём, и что он чувствует по отношению к Ней. И на тот момент знаний моих было достаточно, чтобы взяться за стило…
Но книге моей не было бы доверия! И правда, кого волнует, кроме братии, окружающей тебя, твои непонятные откровения? И, понимая ценность тех идей, что хотел бы изложить, я вспомнил о Маргарите. Истина, вложенная в уста женщины, более близкой и понятной простому народу, засверкала бы всеми гранями, подобно алмазу, вброшенному в сырую землю, и только таким образом она могла бы дать свои плоды.
Оказалось, что моя Маргарита тоже не сидела сложа руки: ее набожностью можно было лишь восхищаться. Вместе с другими женщинами она посещала богоугодные места: лечебницы, монастыри, церкви. Они молились и распределяли милостыню, собираемую со всей округи.
— Скажи мне, как ты можешь считать, что любишь Господа столь пламенно и нежно, если не познала такой любви к своему ближнему? — подшучивая над ней, искушая, спрашивал я.
Она обратила на меня свой взор, такой проникновенный и мудрый, а потом откусила кусочек яблока, сочного, спелого, упругого, сжав зубами, до громкого хруста. Я не удержался и чмокнул ее в щеку, бархатистую и гладкую, словно нежная кожица персика, на миг соприкоснувшись своим плечом с ее плечом.