Шкипер «Рюрика» не узнал меня. Но он несколько раз неуверенно оборачивался, чтобы получше рассмотреть меня. Какая горько нелепая ситуация! Он никак не мог решить, кто я такой, видя меня в таком выдающемся окружении и в мундире, который был последним словом элегантности. Я чувствовал себя в безопасности, поскольку знал, конечно, со всей скромностью, что человек Янте относится к таким изысканным хранителям, как я, с глубочайшим уважением. Более того, хозяину «Рюрика» вряд ли могло прийти в голову, что я не умер. Я с радостью заметил, что он пополнел и на его лице видны следы алкогольных возлияний. В те дни, когда я плавал с ним на «Рюрике», он был умным и хорошо сложенным мужчиной.
Я не так сильно боялся, как мог предположить заранее. Опасность, что мое убийство Джона может быть раскрыто, невелика, но есть связь между ним и моим бывшим шкипером. Удачная связь для меня, вы понимаете, потому что он и мечтать не может, что обладает таким знанием. Он ничего не слышал и не видел обо мне после моего дезертирства. Во всяком случае, через него пришлось пройти. Но теперь можно не думать об этом. Я стер последний отпечаток своих следов.
В течение долгого времени мой разум продолжал быть глубоко озабочен встречей с этим человеком. Однако она не повлекла за собой никаких разоблачений и поэтому имела лишь незначительное значение. Она была гораздо менее значимой, чем моя последующая встреча лицом к лицу с мастером Скаррегардом из Янте.
НЕГОДЯЙ СКАРРЕГАРД
Он тоже не узнал меня. Но оставим это нам — узнавать своих старых учителей! Я внимательно вгляделся в это лицо, которое когда-то наводило на меня ужас, и прочел в нем самодовольную извращенную натуру. У него был вспыльчивый и буйный нрав, и он всегда с удовольствием читал лекции о нынешних распущенных методах воспитания молодежи. Я не упоминал о нем раньше, хотя с самого начала знал, что в конце концов должен прийти к нему. Раньше Скаррегард с удовольствием бил розгами девочек из своего класса. В этом он не был похож на других учителей.
Возможно, вы знаете, что пятнадцать или двадцать лет назад для мужчин и мальчиков было обычной практикой подглядывать, когда они могли, за купающимися женщинами. Сегодня это происходит реже, хотя в отдаленных районах, где культивируется нравственность, такая практика все еще сохраняется. Именно в старые времена хрупкий пол, не умея плавать, отправлялся «купаться» с визгом и писком, чтобы привлечь мужское внимание. Это были времена, когда морю и солнцу поклонялись в духе разврата в герметичных банях, где человек чувствовал себя как в тюрьме, и у него развилась аквафобия, когда обнаженная фигура на открытой воде была лишь символом морального разврата. Однажды, когда выяснилось, что я подглядывал за купальщицами с такого расстояния, что не мог определить, кто они — мальчики или девочки, случилось так, что какой-то болтун донес о моем беззаконии до Скаррегаарда. Он схватил меня за загривок, перекинул через край стола и нанес шесть или семь жгучих ударов кнутом. Предположительно, его намерением было излечить эротизм — если не его собственный, то, по крайней мере, мой. Этот инцидент дошел до ушей моей сестры Агнес, которая извлекла максимум пользы из полученной информации, не упуская возможности упрекнуть меня этим. Но каждый раз, когда она смеялась надо мной в этой связи, у меня начиналось любопытное дрожание губ, как будто я был готов разрыдаться. Как оказалось, сопутствующее ощущение было не совсем неприятным, и позже мне время от времени удавалось вызвать такое же дрожание губ даже в те моменты, когда Агнес не дразнила меня по поводу Скаррегарда и тех девушек в купальне. Но мне не всегда удавалось довести дело до конца, и я научился использовать свои пальцы, чтобы помочь ему. Прошло совсем немного времени, и я начал постоянно оттягивать нижнюю губу. Это был еще один детский каприз, за который полагалось клеймо. Дома меня высмеивали за это, и в школе круг замыкался. Однажды я снова обнаружил себя лежащим над партой с березовым прутиком, поющим о своей работе. Этот Скаррегард точно был дьяволом! Он полностью соответствовал детскому представлению о Сатане.
Его порка оказалась бесполезной. Я продолжил; в глубочайшем позоре я продолжил. Я не смог оставить свой рот в покое. Все ругали меня за это и говорили, что это мерзкая привычка, что из-за этого у меня вырастут длинные губы и — чего только не говорили! Мастер Скаррегард вставал передо мной, оттягивал свои длинные отвратительные губы, и класс заходился от смеха. Тогда я уходил, чтобы совершить этот акт втайне.