С матерью он уже два года не виделся, даже и не вспоминал о ней, зато теперь вот вспомнил и так живо представил себе ее лицо, как если бы она забиралась на переднее сиденье машины. Она выхаживала его, когда он болел корью, коклюшем, ангиной – всеми теми болячками, которые так и норовили лишить его детства. Может, она и сейчас его выходит? Почему бы и нет, если он будет осторожен, станет аккуратно принимать свои таблетки и все время, каждый день, носить маску, ведь не хотел же он ее заразить – худшее, чем сын мог отплатить матери. Что бы ни говорили врачи, она его спасет, защитит, что угодно сделает ради него. Но как ему до нее добраться? Они наверняка караулят его у остановки автобуса, и на вокзале, и в аэропорту, и даже если бы он смог наскрести на билет, а это маловероятно... А как насчёт Руди? Он мог бы уломать Руди подвезти его хотя бы до Тихуаны – или лучше попросил бы у него взаймы грузовик, якобы помочь соседу с перевозкой холодильника или дивана, а там бы сам взялся за руль и потом попросил бы кого-нибудь вернуть грузовик, заплатил бы, наобещал бы с три короба, все что угодно. Это уже больше похоже на план. Он должен был придумать план. Потому что если плана нет – он пропал.
Он все шел, теперь уже тяжело дыша, и тротуар, как беговая дорожка, уходил из-под ног, но он еще боролся, он должен был бороться, и надо было спешить, ведь они наверняка отправили за ним полицию в патрульных машинах, дали ориентировку на розыск, как он видел по телеку, и церемониться они с ним не будут. Впереди, в конце улицы, начинался парк, куда он пару раз ходил вместе с Сержио попить пивка и поиграть в подковки, а еще там росли кусты, да-да, вдоль русла реки. Протиснувшись в ворота – мимо детей, их мамочек, качелей, парочки бомжей, разложенных на травке, как будто их там разместили нарочно, заодно со скамейками, – он старался не выделяться, хотя уже слышал вдалеке вой сирен, но убедил себя, что это просто машины скорой помощи везут кого-то в травмпункт. Ни на кого не глядя, он пошел прямиком по газону, забрался в кусты, скрылся из виду и повалился на землю и так и лежал, пока не перестало колотиться сердце, а жжение в легких не начало затихать. Скоро стемнеет, и он сможет прокрасться в дом, одолжить у кого-нибудь телефон, позвонить Руди, кое-что упаковать и уехать прежде, чем кто-то спохватится.
Паранойя начинается, когда тебе кажется, что тебя преследуют, даже если это не так, но как назвать вот это чувство? Здравый смысл? Они пришли в его дом, повязали его, запихнули в эту белую комнату, но ведь он ни в чем не виноват. Теперь на него повесят побег и сопротивление при аресте или как там это у них называется – а еще нападение, нападение с использованием смертельного оружия, иначе говоря, его слюны. Это все уже не важно. Итог один и тот же: тридцать месяцев в стерильной комнате с жужжащими вентиляторами, с охранниками в масках и перчатках, толкающих тележку с тем, что выдавали за еду, сующих ее через отверстие в двери, приходящих два раза в день вколоть ему внутривенное. Он скорее сдохнет. Уж лучше в Мексику. Уж лучше попытать счастья у матери и в больнице в Энсенаде, где хотя бы говорили на его языке и не смотрели на него, как на таракана.
Ему хотелось пить, просто зверски, но он заставил себя оставаться на месте до наступления темноты, а потом опять пробрался в парк попить из крана в туалете. Только вот дверь оказалась закрыта. Он стоял довольно долго, дергая за ручку, чувствуя себя потерянным. Где-то сзади, в непосредственной близости, было шоссе, оттуда доносился мерный шум машин. Деревья стояли живой пеленой. Над головой чернело небо, расцвеченное звездами, и казалось, что оно ни разу не было так близко. Он почти ощущал его вес, всю тяжесть неба, которое простиралось все дальше и дальше, до бесконечности, и космос, планеты, звезды так на него давили, что он едва дышал. Отчаявшись, он встал на колени в траве и шарил в поисках распылителя. Сначала он не поддавался, но Марчиано налег на него, пока крышка не сдвинулась, и тогда он отвинтил ее и прильнул губами к теплой журчащей струйке, отчего ему сразу полегчало, и неопределенность ушла в самый дальний уголок его сознания. Скоро он опять поднялся на ноги, осторожно спустился к руслу реки и начал двигаться обратно по направлению к дому.