Рауль изумленно на него посмотрел: Лео не мог не понимать безнадежности эксперимента.
- Я это сделаю, потому что меня не арестуют. Я служу у Веске.
Айкельсон, прищурившись, посмотрел на Трассена.
- Вы больше не служите у Веско, - мягко сказал он.- Вы порядочный человек, и я вам благодарен. Но ведь вы же, Трассен, не верите в этот опыт?
- Я пришел, чтобы с ним ознакомиться.
- Ну что ж. Пока что я хочу показать, что на скорость света оказывает влияние движение самого Гаммельна. Гаммельн движется в пространстве со скоростью три сантиметра в час. Влияние такой малой скорости на скорость света, которая равна двадцати километрам в час, можно обнаружить только оптическим методом. Вот в этой ртутной ванне плавает плита, на которой установлен интерферометр. Луч света от лампочки в интерферометре расщепляется на два еще более тонких луча. Они проходят над ванной в двух взаимно перпендикулярных направлениях. А потом попадают в зрительную трубу. Клемперт, загляните-ка в объектив. Что вы видите?
Рауль наклонился.
- Цветные кольца. Это и есть интерференционная картина?
- Да. Между лучами имеется разность фаз.
- Остальное могу рассказать я, профессор, - вмешался Трассен. - Эти два перпендикулярных луча отличаются друг от друга не только тем, что они проходят разные пути, а еще и тем, что в одном из них свет распространяется по направлению движения Гаммельна, а в другом - перпендикулярно ему.
- А Гаммельн действительно движется? - удивился Рауль.
Лео усмехнулся.
- И Гаммельн и наша лаборатория вместе с ним перемещаются в пространстве со скоростью три сантиметра в час! Исходя из этого профессор полагает, что скорость света в луче по направлению движения Гаммельна должна быть больше, чем во втором луче, против движения, потому что к скорости света, равной двадцати километрам в час, прибавляются еще три сантиметра в час, которые проходит наша лаборатория вместе с Гаммельном. Значит, и путь от лампочки до оптической трубы свет пройдет за иное время, чем в перпендикулярном направлении. Ну, а если повернуть прибор на девяносто градусов? Как ты думаешь, Клемперт, изменится картина колец?
- Да, - ответил Клемперт, но тут же спохватился. - Нет, конечно! Рассуждение профессора ошибочно, - он смущенно взглянул на Айкельсона.
- Так как же все-таки? - настаивал Трассен.
- Если верить тому, что скорость света может измениться, кольца должны как-то сдвинуться при повороте прибора. Но скорость света в воздухе - величина постоянная... Она не зависит от перемещения нашей лаборатории. Значит, и кольца никак не должны сдвинуться.
- Мне еще ни разу не удалось это обнаружить, - подтвердил Айкельсон.
- И никогда не удастся, профессор, - тихо сказал Трассен. - А казалось бы, как просто: двадцать километров в час плюс три сантиметра в час - и скорость света чуть-чуть увеличилась. Но в том-то и вся суть, что даже с помощью тончайших оптических приборов, вроде вашего, профессор, невозможно обнаружить так называемое абсолютное движение нашей лаборатории вместе с Гаммельном в пространстве и нельзя изменить скорость света в воздухе.
- Вы зря теряете время, профессор, - грустно добавил Клемперт.
Лео вышел из своего утла и встал над ртутной ванной. Синеватые блики упали на его лицо.
- Ты не совсем прав, Рауль...
Внизу раздался звон разбитого стекла, крик. Трассен отдернул штору с окна. Около калитки стояла Анна-Мари, прижимая к лицу руку. По ее пальцам стекала кровь. Трассен бросился вниз.
Рауль пропустил вперед Айкельсона. Старик стал торопливо спускаться по витой лестнице, неловко хватаясь за перила.
Лео осторожно прикладывал платок к щеке Анны-Мари. Длинная ссадина пересекала ее лицо.
- Что случилось? - Айкельсон, сняв очки, всматривался в побелевшее лицо дочери.
- Камнем... камнем из-за забора... Они метили в меня... Кричали... - у Анны-Мари дрожали губы.
- Но кто на это осмелился? - Айкельсон направился к калитке.
Рауль увидел лежащего на дорожке щенка с вытянутыми лапами. Собака вздрагивала с глухим хрипом. Рауль присел на корточки. Это был тот самый щенок, который появлялся обычно по утрам и, виляя хвостом, бежал к Анне-Мари, валился на спину и, согнув размякшие лапки, разнеженно косил на нее глаза. Анна-Мари нагибалась и гладила ему пушистое брюхо. Рядом со щенком лежал камень. Собака в последний раз захрипела, дернулась и застыла, покорно вытянув лапы. Анна-Мари заплакала.
Около камня лежала бумажка, на которой было что-то написано. Похоже, камень был в нее завернут. Подняв записку, Рауль, прочитал: "Айкельсону. Если не явишься на вокзал - прикончим. Готовь полосатый балахон".
Быстро скомкав бумагу, Рауль сунул ее в карман.
...Вот перед ним стоит пока еще свободный человек. У него есть дочь, милая, наивная девушка. Она плачет над убитой собакой и боится за своего старика отца. А вскоре может произойти страшное превращение. Превращение человека в ничто. Сначала его распластает страх. Потом - покорность своей судьбе. Потом - отчаяние и окаменелость. И вот в полосатом балахоне возникнет неправдоподобный облик человека. Смертник, наряженный в шутовской балахон.
Нет, Рауль не покажет записку Айкельсону. Записка унизительна. Он и без этого убедит его скрыться.
Айкельсон взял камешек двумя пальцами. Трассен вынул из кармана карандаш.
- Можете не подсчитывать, Трассен. Я сразу могу вам сказать, насколько возросла масса этого камня во время полета и откуда он брошен.
- Он брошен из сада фрау Бункер, - заметил Рауль.
- Там живет Веске, - задумчиво уточнил Трассен, пристально глядя на камень. - А ведь скорость камня значительно меньше скорости пули...
- Что вы сказали, Трассен? - переспросил профессор.
- Пока ничего. Клемперт, у тебя в кармане бумага, в которую был завернут камень.
Айкельсон резко повернул голову.
- Вы что-то спрятали, Рауль? Анни, иди в дом.
- Нет смысла скрывать, Рауль, - сказал Трассен.
- Что написано в записке? - нетерпеливо спросил Айкельсон.
- Они требуют, чтобы вы явились на вокзал.
- Покажите записку!
Рауль вынул из кармана скомканный лист бумаги и развернул его. Трассен побледнел. Айкельсон спокойно пробежал записку слегка прищуренными глазами и машинально повернул обручальное кольцо на сухом пальце.
- Не говорите Анне-Мари.
- Профессор, вы не пойдете на вокзал?
- А кто пойдет, Трассен?
- Я.
Клемперт стоял, заложив руки в карманы.
- Для этого, Лео, нужно оружие посильнее, чем этот камень, - негромко произнес он.
- У меня будет самое страшное оружие в условиях Гаммельна, - Трассен посмотрел Раулю в глаза. - В Гаммельне не знают, что такое пуля. И этого не понимает даже тот, у кого есть единственный в городе шестизарядный револьвер.
- Ты сказал, что Веске живет в соседнем доме?
- Именно это я и хотел сказать. Дай-ка мне камень. Мы его положим на должное место.
У ФРАУ БУНКЕР
ПОЯВЛЯЕТСЯ ПЛЕМЯННИК
В Гаммельне нарастало беспокойство. Пассажиры, побывавшие в экспрессах с замедленным временем, угрюмо молчали. Отвечать на расспросы было запрещено. Топливо из пригородов подвозили к вокзалу по ночам, черные фургоны ползли по пустым улицам. Беспокойство перерастало в озлобление. Мальчишки бросали камни в привокзальных штурмовиков. В пригородах требовали снизить плату за проточную воду. А напор воды в трубах катастрофически падал, потому что но хватало топлива для работы насосов.
Последние донесения фрау Бункер встревожили даже Веске. Гаммельнцы упорно говорили о равном и едином для всех времени. От Айкельсона ждали чуда. Трассен не являлся. Наконец исчез сам Айкельсон. Утром его дом нашли заколоченным, и парни из вокзальной команды штурмовиков ушли ни с чем.
Бешенство Веске обрушилось прежде всего на фрау Бункер, прозевавшую бегство соседей. Первая национал-социалистка города Гаммельна явилась на зов своего постояльца и боязливо остановилась у двери. Фрау Бункер уже давно смекнула, что иметь дело с Веске не так уж выгодно, а главное, небезопасно. Забрав у нее все сбережения "на нужды национал-социализма", он отказался платить за квартиру, а когда она осмелилась ему напомнить о долге, пригрозил отдать под суд за спекулянтские махинации. Теперь он заставляет ее бегать по городу и доносить ему обо всем.