– Альфа так альфа, – соглашался Лиам, которому на самом деле было без разницы, кто родится. Ребенок он и есть ребенок, и он искренне не понимал взглядов, кидаемых на него Лори. В любом случае расти малышу предстояло среди людей, а там уж точно было без разницы, альфа ты или омега.
Лиам радовался теплу как никто. Да, ему было жаль беременного Лори – от жары у него отекали ноги и он плохо спал, но самому ему нравилось снова общаться с Калебом. Приходить на террасу. Садиться все на тот же каменный выступ и слушать, слушать все, что говорил старый альфа.
– Говорят, ты отличился зимой, – спросил Калеб, набивая душистым табаком видавшую виды трубку. – В этом есть скрытый смысл, кроме внезапно взыгравшего благородства, приправленного жалостью?
– Калеб!
– Я слишком долго живу на этом свете и заслужил право называть вещи своими именами.
– Пожалел, – буркнул Лиам.
– Я не в упрек. Просто интересуюсь, – Калеб затянулся и уставился на горизонт.
– Он сказал, что лучше всего отвезти ребенка в лес и бросить.
– Кто? – Калеб повернулся и удивленно поднял брови.
– Лоуренс. Омега.
– Мало ли что сказал…
– Калеб! Как ты не понимаешь!
– Ты с Гиллианом-то говорил?
– Не хочу. Неправильно он себя повел, недостойно!
– Не слишком умно, да, – согласился старик и снова замолчал.
– Он не может принять ребенка. Ты же знаешь, да? Мне Арчи сказал, – Лиам опустил голову.
– Не может, – согласно кивнул Калеб и снова замолчал.
Лиаму казалось, что он чего-то недоговаривает. Хотелось спросить в лоб, чтобы не выкрутился, но по опыту знал – бесполезно. Если Калеб решил молчать, то разговорить уже не получится. Значит, тема ему не нравится, или точка зрения собеседника вызывает сомнения, или еще сотни две всяких других причин – результат один. Лиам тоже сидел и смотрел на море. Переменчивое, неспокойное – точь-в-точь его судьба.
– Скорей бы малыш родился. Лори совсем тяжело.
– У-у, – Калеб втянул дым. – Дети легко не даются.
– Давай о чем-нибудь другом поговорим, – предложил Лиам.
– О чем?
– Ну хоть о тех землях, в которых ты побывал, – об этом Лиам мог слушать часами.
Лиам сам не замечал, как проникается уважением к альфейцам. При всех их недостатках честь и долг для них были на первом месте. И семейные отношения, упоминания о которых время от времени проскальзывали в рассказах, тоже вызывали уважение. У людей, например, бесплодных жен ссылали в монастырь, а здесь брали второго мужа, с разрешения и одобрения первого.
– И что тебя так удивляет? – посмеивался Калеб. – Вот лет пятьдесят тому назад два клана объединились – главы поженились.
– Это как? Два альфы?
– Да, любовь у них случилась. Это бывает. Альфы иногда влюбляются в альф. Часто взаимно.
– А дети? Как же дети? И как же они в постели, альфы-то?
– Как-как… Нежно. Терпеливо. Насчет детей как договорятся. Не всегда наследники бывают нужны, знаешь ли. Или омегу берут третьим, но тогда лучше не жениться, а просто заплатить, чтобы родил и помог поднять хотя бы лет до трех, – глаза Калеба смеялись, и у Лиама закрадывалось подозрение, что старик посмеивается над его наивностью.
– И знаешь что тут главное? – Калеб подмигнул. – При первом же удобном случае поставить свою метку. Чтобы подчеркнуть равноправие. А то, знаешь ли, зазеваешься, сам метку получишь и…
– И? – поторопил Калеба заинтригованный Лиам.
– И все будут думать, что ведомый. Вот тебе и «и».
Лиам фыркнул. Можно подумать, метка всем видна. Кто ее рассматривает-то…
– Метка-то на шее ставится – не захочешь, заметишь, – Калеб отодвинул воротник рубахи, показывая тонкие полоски старых шрамов, – а еще она запах меняет. Показывай – не показывай. Так-то.
– А ты за альфой замужем? – после паузы спросил Лиам, с трудом переваривший информацию.
– Женат был. У Роя муж родами умер, когда мы встретились уже. Я его детей принял. Хорошо жили, пока он с крыши не сорвался. Дело зимой было, поскользнулся.
– Детей принял?
– Ну да, своих-то не прижил как-то. Все в дороге был, все некогда остановиться, оглянуться. А как детей мужа не принять? Никак нельзя.
Лиам кивнул и задумался. Молчал до вечера, до колокола, сзывавшего на ужин. Было о чем подумать, было о чем поразмышлять. И альфы вдруг стали казаться проще и понятнее, человечнее, что ли.
– Ли, завтра на рассвете приходи в кузню, – предупредил его Реджи.
– Зачем? – Лиам потянулся за куском ароматного хлеба. – Помощь нужна?
– Нет, Шеймуса в клан принимать будем. Арчи проведет ритуал.
– Подожди, я не понимаю, – Лиам растерянно уставился на Реджи, – Шеймус ведь... – он перевел взгляд на сидящего в конце стола неприметного рыжеватого парня.
– Пришел два года назад проситься в клан. Испытательный срок прошел, его признали достойным. Чего ты не понимаешь?
– А что, каждый может?
– Попроситься-то? Да конечно. Парни из приютов часто приходят, или если клан запятнал себя чем-то, или защиты хотят. Мало ли причин.
Лиам посмотрел на сидящих за столом другими глазами. Как он мог не замечать того, насколько они все разные? Нет, похожих между собой было много, но…
– Новая кровь, – пояснил Реджи такую традицию, – иначе мы бы не могли между собой жениться, будь мы все родственниками. У нас клан вообще небольшой, как ты заметил.
– Да, спасибо. Приду обязательно, – невпопад ответил Лиам. Чем дольше он жил среди альфейцев, тем больше они его удивляли, вызывая смятение в душе. Как будто все то, что он считал доселе белым, внезапно оказалось, ну скажем, розовым. И как теперь жить с этим знанием, было непонятно. Словно весь мир вокруг совершил кульбит и не спешил возвращаться на место.
В другой раз Калеб принес книгу.
– Глянь-ка, что нашел.
На пожелтевших страницах пестрели картинки, только подписи под ними были на чужом языке. Буквы, как змеи, извивались и чуть ли не переползали с одного места на другое. В глазах зарябило.
– Ты можешь прочесть, что здесь написано?
– Раньше немного мог, а сейчас глаза не позволят, – вздохнул Калеб, – да и забыл я многое. Ты картинки, картинки смотри.
Лиам без особого интереса перевернул несколько страниц.
– Про плетение корзин, что ли?
– Ты в конце, в конце посмотри.
На последнем листе был изображен плетеный олень, вроде как. Лиам долго всматривался в полустертые линии. Зверушка была забавная, но совершенно бесполезная.
– Толку-то от этой ерунды, – буркнул Лиам.
– Ты о мастерстве подумай. И не все должно быть для дела, порой и для души что-то надо сделать. Арчи вон какие петли на ворота сковал, а надо всего лишь створку удержать. Простая пластина тоже бы справилась.
– Это да, – Лиам вспомнил, как помогал Арчи ковать эту красоту, и согласился. Хотя помогал, конечно, громко сказано – там подержал, мехи раздувал, стучал молотком, куда сказано. А все равно гордость какая-то внутри сидела, будто и он руку приложил.
– Ты попробуй, может, получится. Оно вроде несложно.
– А зачем мне это надо?
– Руки занять? Малышу люльку сплести можно…
Лиаму снова почудилась недоговоренность, но идея с люлькой вроде бы была неплоха. Опять же какое-никакое, а развлечение и оправдание посиделкам с Калебом. Лиам никому не признавался, но помогать в кузнице ему не нравилось. Просто так как-то получилось… Сначала были тренировки тупыми мечами, и их в клане было достаточно, потом Арчи сказал, что Ли нужен свой собственный, предложил выковать, и отказаться было невозможно, и не помочь нельзя. Зимой жар от горна воспринимался еще терпимо, а с наступлением теплых дней снова вставал вопрос с запахом пота.
Первые изделия назвать корзинами не смог бы и самый вежливый человек. Лиам закатывал глаза, слушая приглушенные смешки Калеба, но бросить занятие не позволяла гордость. Достаточно оказалось появления Реджи и его высоко поднятых бровей, как для Лиама стало делом чести изобразить что-нибудь вполне приличное.