– Я чего то не так понял? Он не предложил тебе быть с ним?
– Ни полслова, милорд. Тем более, у него есть эта, оширка– землянка.
– Джун?
Удивлённо воскликнула теперь Яриэль.
– Но он не спит с ней! Эта… Джун! Она только ухаживает за его дочерью. Я точно знаю!
– Тихо!
Но в приказании не было нужды – обе аграфки смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Затем Лараниэль медленно произнесла:
– Он просто спросил, как я себя чувствую, и сказал, что рад меня видеть выздоровевшей. Затем попрощался, и отпустил в Дом.
– А что ты ему ответила? На его вопрос?
– Ничего, милорд.
– Совсем ничего?
– Совсем, милорд. Я не произнесла ни слова…
Схватилась за щеку:
– Вышние силы… Что же я…
– Ты верно оценила то, что натворила по глупости и непониманию, Лараниэль. Человек пошёл на риск, спасая остатки нашего Дома и давая нам приют и возможность восстановить Утреннюю Росу в мирном месте, под своей защитой, только из-за тебя. Потому что не смог забыть именно тебя. В противном случае мы бы превратились в корм для архов. А ты, Яраниэль… Что же… Не могу винить тебя ни в чём. В той ситуации другого выхода у тебя не было, а представить, что произойдёт в будущем не способен никто из нас. Но будь в твоей головке хоть немного ума, ты бы постаралась остаться с ним, а впоследствии, может быть, и потеснить Лараниэль в его сердце. Но, как я вижу, вы просто глупые аграфки. Идите.
– Но разве мы не можем попытаться сделать это ещё раз?
Старик отрицательно качнул головой:
– Нет. Потому что через три дня человек улетает сражаться с Императрицей Кочевья…
Вывел на середину комнаты эскорт главной паучихи, и девушки побледнели от ужаса. Побелевшими, не слушающимися губами, Лараниэль кое-как выдавила:
– Но это же верная смерть! Неужели он этого не понимает?!
– Он знает это. Поэтому и идёт один, насколько я могу понять этого человека.
– Знает?!
– Знает. И дал мне задание для Дома. Там. На новых землях. Расписал всё, подробнейшим образом. Более того, вожаки людей дали своё согласие на то, чтобы наш Дом жил с ними…
…Старейший ещё чего-то говорил, но Лараниэль не слышала его, повторяя только одно – он идёт умирать, зная об этом. Он идёт умирать, зная об этом… Он идёт…
– Старейший, прости мою грубость, но я должна увидеть его! Как можно скорее!
Пожилой аграф прервался, взглянул на девушку:
– Это невозможно для тебя, Лараниэль.
– Почему?!
– Он строжайшим образом запретил допускать тебя к нему.
– Что?!
– Именно так. Прости, девочка. Но ты больше никогда не сможешь ни увидеть его, ни попросить прощения за свою глупую гордость…
…Джун проснулась от того, что кто-то бесшумно прошёл мимо неё в детскую. Впрочем, девушка тут же улыбнулась и свернулась в клубочек – кто же, кроме хозяина? За навалившейся горой дел всё же урвал драгоценные минуты от сна, чтобы посмотреть на дочку. Идеальный отец, мечта любой женщины, до безумия любящий свою малышку. Впрочем, Свету невозможно не любить, она просто чудо! Маленький суматошный вихрь, не могущий даже минуты посидеть спокойно. С той поры, как две недели назад она пошла самостоятельно, забот с малышкой прибавилось на порядок. Эта непоседа могла ушлёпать куда угодно, забраться на стол, спихнуть чайник на кухне, словом, за девочкой требовался постоянный пригляд. Хорошо, что есть ещё андронесса, которая помогает ликвидировать последствия Светиных шалостей и приглядывает за ней ночами. Впрочем, Джун старается не слишком этим злоупотреблять, стараясь сама бежать при первых звуках из колыбели ребёнка. А ещё у неё есть один секрет. Очень большой. О котором никто кроме неё и Светы не знает. Даже папа. Девочка зовёт Джун мамой… Внезапно Света подала голос. Папа разбудил? Но нет, она не капризничает, наоборот, что-то довольно лопочет на своём детском языке, при звуках которого сердце любого взрослого переполняется нежностью. А теперь смеётся, весело гулькает. Слышен негромкий голос её папы…. Девушка не выдержала. Села на кровати, сунула босые ноги в мягкие пушистые тапочки, так приятно сидящие на ногах, пошлёпала в детскую спаленку. Ночник тускло озарял комнату, ребёнок сидел на папиных коленях, весело размахивая ручками и что-то лопоча. На лице Михаила – у Джун никак не получалось правильно произнести имя, получалось что-то непонятное, играла грустная добрая улыбка. При виде входящей в комнату девушки он кивнул ей, затем освободил одну руку, удерживая дочь второй, похлопал по сиденью дивана, на котором сидел, рядом с собой. Джун не стала задерживаться, быстро устроившись на указанное место. Её бедро прикоснулось к его ноге, но убирать его японка не спешила. С наслаждением вдохнула аромат мужского чистого тела. Похоже, что он принял душ перед тем, как прийти сюда… Света протянула ручку, ухватила девушку за край ночной сорочки и потянула к себе. А затем… Джун похолодела: