– Тьфу! Такого добра тут…
Проглотила матерное слово. Сдержалась. Михаил бросил взгляд на часы коммуникатора, замаскированные под простенький браслет из нержавейки – ого! Уже почти двадцать часов. По солнцу и не скажешь – белые ночи…
– Ладно, коза, иди, споласкивайся. Вода вроде тёплая. А то я тебя такой грязной в машину не пущу. Будешь на улице спать.
– А чё толку мыться то? Так тебе не пойдёт?
Задрала подол своих лохмотьев, и Звонарёва передёрнуло от отвращения.
– Брезгуешь?
Удивилась та.
– Брезгую. Иди, мойся. Вот…
Опять полез в машину, пошарил в вещах – где-то у него было… Вытащил большое пушистое полотенце, тубу с моющим средством. Сунул ей в руки:
– Иди, пока я добрый!
Скривилась, но послушно пошлёпала к воде. Сам тем временем разложил сиденья, превращая внутренности машины в большое спальное пространство, вытащил пару сухих пайков, стазис-термос с горячим кофе. Пойдёт. Пискнул коммуникатор, и он открыл связь:
– Звонарёв.
– Петров на связи. Мы нашли своих, сейчас агитируем.
– Не проболтаются?
Понятно, что засвечивать своё прибытие перед кем либо не хочется…
– Не должны. Грамотные все.
– Как закончите – вывозите всех за город и включайте маяк.
– Насчёт вещей…
– Нужны они вам?
Удивился не на шутку.
– П онимаю, что память, но возьмите только то, что действительно дорого – фотографии, награды, одежду на первое время, пока новую не сделаем. В общем, килограмм по двадцать на человека.
– А детское?
…У кого– то дети? Вроде не должны… Не заикался никто. Впрочем, может, у сестёр… Какое его дело?
– Да без проблем. На первые сутки, плюс питание на столько же. На корабле есть всё, сами знаете.
– Договорились. До связи.
– До связи.
Сеанс закончился, опустил руку и наткнулся на круглые глаза:
– Ты точно не шпион?
Произнесла синими от холодной воды губами девчонка, еле выговаривающая слова. Спохватился – чисто машинально у обоих получилось говорить на едином Содружества. Обругал себя, а, что толку – акцент то в речи у него есть, да и многие слова отличаются. Хотя в Империи за основу был взят русский, но за тысячи лет разница, как между классической латынью и современным итальянским…
– Не шпион. Турист, геолог.
– Смотри…
Погрозила пальцем. На этот раз не воняла, закутавшись вместо своих тряпок в полотенце, тем более, что оно было здоровенным, что простыня, и, самое главное, чистым. Волосы из серых посветлели, да и застарелая грязь исчезла. Даже помолодела немного. Помолодела…
– Слушай, а сколько тебе вообще лет?
Насупилась.
– Четырнадцать. А что?
– Да ничего…
Твою ж… А он то думал, что ей лет двадцать!
– Тебя в деревне не хватятся?
Поскучнела:
– Некому хвататься. Мои старики, как я тебе говорила, уже там…
Ткнула пальцем в небо.
– А из остальных – кто в город подался, иные на погост. Так что нынче я одна живу.
– Давно?
– С зимы. Аккурат на новый год всё и случилось…
Отвернулась. До него донёсся слабый всхлип. Эх… И никому не нужна. Ни чиновникам, ни родственникам. Если они есть, разумеется… Да за одно это… Разжал стиснутые кулаки. Кивнул на машину:
– Залезай. Там уже всё готово.
– С…С… Сейчас…
Трясёт её не слабо. И то – под вечер прохладно стало. Туман с воды пополз… Хлопнула дверь, он тоже поспешил забраться внутрь. Аборигенка сидела, поджав под себя ноги, по-турецки, как говорится, стуча зубами.
– Замёрзла? Сейчас.
Включил печку. Благо та была не водяной, как в земных машинах, а настоящей, снятой с катера. Сразу потянуло теплом. Аборигенка закрутила носом:
– Пахнет…
– Угу. Потянулся, доставая снизу, с пола, контейнер с уже разогретым пайком. Сунул ей в руки.
– Лопай.
Достал себе, сорвал верхнюю крышку, приступил в процессу насыщения. Паёк был имперский, с мясом, соками, даже хлебом. Обогащённый витаминами и микроэлементами. Девчонка ела так, что за ушами трещало. Видать, оголодала… Наконец, отдуваясь, откинулась на панель дверцы:
– Ух, хорошо! Наелась, согрелась… Теперь бы стаканчик…
– Оно тебе надо? Спиваться в четырнадцать лет?
Внезапно она разревелась:
– А что ещё делать? Деревня мёртвая, никого не осталось! Даже собаки, и те ушли! Никому я не нужна! Живу тем, что в домах осталось, а ночами страшно! Мы в стороне от тракта стоим, никто к нам не заезжает! Вот и пью, потому что ночами волки воют, а я всё жду, что они меня сожрут!