— Спасибо, — проговорила сквозь зубы и, поправив одеяльце в коляске, осмотрелась. — А как мне попасть в деревню?
Мужчина не удостоил даже взглядом, лишь неопределенно пожал плечами и поднялся обратно в автобус. Оставшись совсем одна, Таня растерялась — не имела ни малейшего представления, как добраться до нужного дома. Мало того что все пассажиры ушли в неизвестном направлении, так еще и темнота была настолько плотной, что страшно было отойти от автобуса даже не несколько метров.
— А здесь дорога одна, — добродушно оповестил подошедший сзади водитель автобуса.
Таня вздрогнула от неожиданности и развернулась.
Мужчина внимательно изучал ее, но улыбка была открытой и искренней, что позволило немного расслабиться.
— Вон туда, прямо по тропинке. — Он указал нужное направление рукой. — Дальше налево, по проселочной дороге километра два — и вы на месте.
— Спасибо. — Таня слабо улыбнулась в ответ и обернулась в надежде, что тот алкаш пойдет в деревню и им будет по пути, в конце концов, он местный и с ним не так страшно пробираться сквозь темноту. Но его нигде не было видно, и ей ничего не оставалось, как пойти указанным маршрутом в одиночку.
Немного не так она представляла себе это путешествие. Ее должны были встретить и проводить, но на деле все оказалось по-другому. О плохом думать не хотелось совершенно, но смутная тревога уже вовсю гуляла в душе. Паника медленно просачивалась во все поры организма, и Тане с большим трудом удавалось сохранять спокойствие и хладнокровие. Горько усмехнувшись превратностям судьбы — единственная дочь строительного магната, рожденная с золотой ложкой во рту, оказалась совсем одна, в какой-то глуши на краю земли, еще и с маленьким ребенком на руках, — она решительно двинулась вперед.
***
Александр забрал свой пакет и, выглянув на улицу, крикнул водителю, сидевшему на остановке:
— Дядь Вань, ушла?
— Ушла, — усмехнулся тот и закурил сигарету.
Саша спустился и все же опасливо осмотрелся — совсем не хотелось встретиться с незнакомкой еще раз. Не обнаружив ничего подозрительного, направился к остановке.
— Наконец-то, я думал, вечно будет тут стоять, — проворчал он и присел на лавочку рядом с водителем.
Иван Федорович Колесник был практически единственным человеком, с кем Саша поддерживал общение. Он знал дядю Ваню с детства как лучшего друга отца, а когда тот умер, Иван Федорович всячески помогал и поддерживал их с матерью. Белов был благодарен ему за все и относился с большой теплотой и уважением. Пожалуй, только Колесник знал его непростую историю, но никогда никому не рассказывал.
— Кто это? — спросил Иван Федорович, прервав затянувшееся молчание.
— Понятия не имею…
— Не местная…
— Тоже мне, капитан очевидность. — Белов ухмыльнулся и, открыв бутылку, сделал большой глоток. Огненная жидкость опалила пищевод и с жаром потекла по телу, расслабляя мышцы и затуманивая сознание.
— Хороша…
— Не заметил, — не моргнув глазом, соврал он и с силой сжал бутылку. Вопреки здравому смыслу заметил все и даже больше, воображение услужливо дорисовало недостающие детали. А теперь жаждал забыть как можно скорее и эту женщину, и все, что с ней связано, надеясь больше никогда не встретить ее.
— А зря, я бы на твоем месте за такой приударил… — констатировал Колесник и мечтательно вздохнул.
— Так что мешает?
— Жена.
— Тоже мне, моралист, — беззлобно поддел его Саша, продолжая отхлебывать водку из горла.
— Не моралист, а честный семьянин. Мы с Любкой за двадцать лет ни разу друг другу не изменили, и я не собираюсь нарушать эту традицию.
— Счастливчик, — горько усмехнулся Белов, невольно вспомнив свою семейную жизнь.
— Не завидуй, — поучал его Иван Федорович по-отечески. — Бабу свою любить надо, а не на других смотреть и сравнивать, тогда и она будет для тебя стараться.
— Ладно, хватит на сегодня философии.
— А ты не выделывайся, — не унимался водитель. — Я жизнь прожил и кое-чего в людях понимаю. Хорошая девка, помяни мое слово, а вот это, — указал пальцем на бутылку в руке Саши, — путь в никуда…
— Дядь Вань, хорош. — Александр не выдержал напора, закрутил пробку и убрал бутылку обратно в пакет. Терпеть не мог, когда ему читают нотации, сам знал, как ему жить и что делать, не нуждаясь ни в чьих советах.
— Ну как знаешь. — Иван Федорович встал и похлопал его по плечу. — До завтра?
— Да, как всегда.
Белов проводил взглядом отъезжающий автобус, нехотя поднялся и побрел домой.
Он знал эту дорогу как свои пять пальцев, каждую кочку, каждую ямку, поэтому без труда ориентировался в темноте. Свернул с тропинки и увидел вдали огни деревенских домов. Оставалось пройти совсем немного и оказаться наконец в своем жилище, но планам не суждено было сбыться. Совсем рядом он услышал непонятное кряхтение, достал телефон и, включив фонарь, пошел на звук.
Луч света выхватил перекошенную коляску и недалеко от нее женщину с ребенком на руках. Звучно выругавшись, Белов опустил фонарь и подошел ближе, оценивая масштабы бедствия. Он с легкостью узнал недавнюю незнакомку и с трудом подавил первый порыв пройти мимо. Не хотел помогать, но совесть не позволила оставить женщину в беде.
— Что случилось? — грубо поинтересовался он, ожидая услышать типичную женскую истерику с кучей слез, стенаний и требованием срочной помощи. Знал, что такие, как она, не умеют просить, считают себя выше других, будто все им обязаны только за то, что они просто на свете существуют. Но незнакомка удивила его.
— Колесо… — тихо ответила она.
Голос был настолько пропитан страхом и отчаянием, что Саша на секунду растерялся. Его уверенность в своей правоте пошатнулась, но он быстро взял себя в руки, напомнив себе о том, что такие женщины прекрасные актрисы и все это лишь представление для получения желаемого.
— Где оно?
— Не знаю… Темно очень…
Таня чуть не плакала, только ребенок на руках давал ей силы не поддаться панике. Она не понаслышке знала, как дети чувствуют настроение матери, и старалась сохранять спокойствие.
— Посветить-то не судьба? — огрызнулся Белов. Его раздражение росло в геометрической прогрессии. Ужасно бесила и вся эта дурацкая ситуация, и эта опасная женщина с невинными глазами, но больше всего собственная реакция. Он привык жить по своим понятиям и правилам, а она подвергала сомнению его устоявшиеся убеждения и бесцеремонно расшатывала его мир.
— Нечем, — обреченно выдохнула Таня и прижала ребенка к себе крепче, покачивая на руках.
Совершенно не собиралась рассказывать постороннему человеку о своих проблемах и бедах. Зачем кому-то знать о том, что телефон она давно продала, а купить новый не было возможности, что не помнила, когда нормально ела в последний раз, что устала от постоянной гонки от собственной тени, но не могла остановиться, опасаясь за жизнь своего ребенка. Ее привычная, холеная жизнь давно превратилась в жалкое, нищенское существование, и просвета в обозримом будущем не предвиделось.
Белов чертыхнулся и отправился на поиски колеса, без труда нашел его в одной из многочисленных колдобин на дороге и вернулся к коляске.
— На, держи. — Он протянул незнакомке свой телефон, чтобы та светила ему, и принялся чинить поломку. Света было недостаточно, приходилось действовать на ощупь, но Саша справился — воткнул колесо на место и закрепил его, как смог, подручными средствами.
— Колеса надо смазать и накачать, а лучше вообще новую коляску купить, эта рухлядь разваливается на ходу, — проворчал он, вытирая перепачканные в смазке руки.
— Спасибо, я учту, — холодно отозвалась Татьяна, укладывая спящего ребенка в коляску.
Саша не стал продолжать диалог, забрал свой телефон, пакет со спиртным и прошел мимо нее, в очередной раз надеясь, что эта встреча была последней.